– А ты не должен делать это сам. Я бы тоже предпочла, чтобы он не знал, что за этим стоишь ты.
– И что мне потом делать с этими штуками?
Я щёлкнула пальцами, улыбнулась своей самой широкой Ким-улыбкой и сказала:
– «Фидель Кастро».
Он вопросительно поднял брови:
– Это он тебе рассказал? Я про это совсем забыл. «Фидель Кастро». – Он засмеялся.
Всегда было увлекательно видеть, как у Хейко заводился мотор. Потом одно зубчатое колёсико зацепляло другое, и за какие-нибудь четыре минуты бизнес был уже продуман вдоль и поперёк. Вплоть до рыночного наименования. В данном случае название было уже наготове, но это неважно. Хейко медленно кивнул, улыбнулся мне и сказал:
– Я это обдумаю.
Ему понадобилось четыре дня, чтобы набросать бизнес-план, найти партнёров и вжиться в материал. Теперь машина работала неудержимо, прогрызаясь через все препятствия, и так воспламенялась от честолюбия Хейко и его предприимчивости, что только дым шёл.
Первым делом он заслал к Рональду Папену двух подставных, чтобы всё скупить. Папа мне потом рассказывал, как это происходило, и жалел, что меня при этом не было. Подставные постучались к нему в дверь во второй половине дня, что его сильно удивило, потому что к нему никогда никто не приходил, если не считать Клауса, Ахима или Лютца. Они представились как господин Ляйнеман и господин Гёртц и заявили, что увидели с улицы на одном балконе очень красивую маркизу. В коричнево-оранжевых тонах. Они позвонили туда и узнали адрес. И теперь они хотят скупить все маркизы. Да, и зелёно-голубые тоже. К сочленениям, рукояткам и всему прочему крепежу у них интереса не было. Только к ткани.
Я представляю себе, как растерялся Рональд Папен:
– Все? Но ведь это значит, что у меня потом не останется ни одной. Я не могу продать вам весь склад, потому что потом ведь я буду считаться распродавшим товар. А пополнить его я тоже не могу, он больше не производится. Это последние в мире остатки.
– Вот именно, это последний материал такого рода. И мы вас от него как бы освободим, – объяснил господин Ляйнеман, что ещё больше встревожило Рональда Папена. Только-только он по-настоящему раскрутил свой бизнес – и теперь должен с ним покончить? А всё остальное, кроме ткани, им не понадобится?
– Нет, только ткань. Вся ваша ткань, – сказал Гёртц.
Моему отцу пришлось сперва сесть и выпить стакан воды. После этого он сказал:
– Но это будет недёшево. Вам придётся поглубже залезть в свой карман, если вам нужен весь мой склад.
– На другое мы и не рассчитывали, – сказал Гёртц.
– Пять тысяч, – гордо огласил, по его рассказам, мой отец.
Ляйнеман вышел из склада, чтобы созвониться с Хейко, после чего выдвинул моему отцу встречное предложение. На пяти тысячах никак, дескать, не получится сойтись, у них несколько другой бюджет. И им приходится его придерживаться, к сожалению.
– Ну хорошо. Тогда пусть будет четыре тысячи, – сказал Папен всё тем же гордым тоном.