Тяжеловато для десятилетней девочки.
5
Не всякая измена является изменой физической. Бывают измены гораздо страшнее. Только раз в жизни Родион предал Ию и, если бы не ее мудрость, жестоко бы за это поплатился. Возможно – потерей разума, а возможно, и потерей жизни. В любом случае он разрушил бы сам себя.
Хотя предал – это, пожалуй, громко сказано. Он попросту на время забыл о ее существовании.
Это случилось лет пять спустя после их знакомства. Было лето, жара, сосновый бор и спортивный лагерь. Девочка сразу привлекла к себе внимание. Казалось, куда ни пойдешь, куда ни взглянешь – повсюду звенел ее смех, сияла яркая майка и насмешливо поглядывали глаза цвета спелых желудей. Она была как тугой ветер, как заплыв в ледяной воде, как аксиома в геометрии – все раз и навсегда, пусть непонятно, зато не надо думать о доказательствах. Она подхватывала как вихрь, и все смеялась, смеялась…
Она смеялась над всем. И в том числе – над его рисунками. Впервые в жизни над ними кто-то смеялся. И впервые они показались Родиону плоскими и жалкими – всего лишь черточки красок на сгустках спрессованной целлюлозы.
Они сидели на нагретом подоконнике и делали отрядную газету – прямо посреди розового света, запаха скошенной травы и криков ласточек. Родион рисовал и думал – кого она ему напоминает? Где он уже видел ее, вот такую же, только совсем другую?
– Ну, это уж никуда не годится, – говорила она, облизывая губы. – Это ж газета, а не на выставку нести. Чего у него глаза такие, будто съел дыню с селедкой?
– Это…
– А это? Фи-и… – она рассмеялась. – Родь, ты что, по жизни такой странный или прикидываешься?
– Я…
– Понятно. В общем, делаем так и так…
Кроме газеты, он не создал за двадцать дней ничего. Абсолютно ничего.
Ия так быстро забежала на пятый этаж, что с полминуты астматично дышала, не в силах слова сказать. Но мама Родиона и так все поняла.
– На реке. Утащил все.
Она боялась не успеть. Что-то творилось, и ей было страшно. И то сказать – страж из нее получился паршивый. Не уберегла…
Она не успела.
Родион сидел на бережку – подросший, повзрослевший, загорелый, спокойный – и пускал в воду кораблики. Разноцветная флотилия медленно уплывала, оставляя в фарватере размывшиеся пятна гуаши и акварели. Рядом догорал костер. В нем скукожились хрупкие серые листочки. Вкусно пахло картошечкой. Рядом валялись пустые коробки.
Ия замерла.
А потом бросилась на Родиона. Она дралась, кусалась и царапалась, отчаянно спасая осколки погибшего мира, уничтоженного огнем и потопом.