– Чем ты его нарисуешь?! Пальцем? Красок нет.
– Белой много…
И тут мы снова встали в ступор. Что можно сделать на двадцать третье февраля с тремя банками подозрительной гуаши и обоями в цветочек?!
Мы думали долго – целый урок. И доказали, что в критический момент человеческая смекалка творит чудеса.
Мы решили нарисовать солдата. Только лицо и плечи. Ну, может, руку еще. Кожу можно закрасить и белым цветом, а кусок гимнастерки – смесью всего, что осталось, под камуфляж.
– А как же фон? Розы ведь!
– А фон закрасим этим, – наш единственный мальчик потыкал ногой бурую лужу. – Порвем на куски и наклеим. Как будто война!
Сказано – сделано. Люди рвали и клеили, я пыталась нарисовать лицо, потому что мне всегда доставались люди.
И тут возникла новая проблема. Проклятый солдат был похож на кого угодно, но не на воина Советской армии. Я старалась. И, черт возьми, я умела это делать. Но теперь у меня никак не шло! Я чиркала карандашом и снова стирала. Солдат не получался. То он был похож на нежную девицу, то на жирного мясника, то на психически больного.
– Да что у тебя за урод!
– Сам рисуй, если такой умный!
Мы бы даже поругались, но уж больно время поджимало. Мой товарищ угрюмо смешивал все краски – старался сделать хаки. Подруга уже начала раскрашивать лицо. Я, чуть не плача, рисовала глаза, нос и рот. С рукой тоже все было плохо. Мы немного полаялись. Локоть стерли, оставили только ладонь – пусть приветливо помахивает. Все очень торопились.
Потом мы положили солдата на парту и сбегали перекусить. За это время он подсох. И очень нас напугал.
– Господи. Ужас.
– Люди в штаны наложат.
– Это нельзя показывать!
С бумаги из вороха жутких обрывков смотрело зловещее косоглазое лицо. Белое до синевы. С мерзкой кривоватой ухмылочкой. И еще этот упырь помахивал левой рукой – жест, не сулящий ничего хорошего. Сверху кровавыми буквами было намалевано «Слава Армии!» (на слово «Советской» краски бы точно не хватило).
Хлопнула дверь.
– Эй, художники на букву «х»! Вы там скоро? Пошли строиться!
– Счас, – сказали мы хором.