Кот слегка прищурился, повернулся к колоде и стянул лапой верхнюю карту, положив ее перед Дэвидом.
– Мяу! – слишком грозно и уверенно даже для самого себя заявил Льюис.
– Он прав, дорогой, – поддержала кота мадам Церера. – Тебе все-таки нужно открыть карту.
– И снова вырубиться, но в этот раз постараться упасть назад, высоко вскинув руки, чтобы красивее выглядело?
– Нет, мы пойдем окольным путем, – мадам Церера взяла колоду и в очередной раз перемешала. – Я оставлю карту, которую снял Льюис на столе, и, когда будешь готов, ты ее откроешь, а пока, – она вернула колоду на место, – сосредоточимся на последствиях. Дорогой, ты долгие годы живешь в иллюзорном мире, где вся окружающая ложь существует для того, чтобы еще глубже запечатать прошлое. Ты видишь то, что ты хочешь видеть, а не то, что есть на самом деле. Твой разум отказываться признавать наличие проблемы и заново переживать события, причинившие боль. Но что было после них? Когда ты стал тем, кто ты есть? Сосредоточься на этой мысли.
– Я…
– Ты сможешь. Правда, Льюис?
– Мяу! – подтвердил кот и провел своим носом по щеке хозяина.
Как бы это ни было парадоксально, но Дэвид злился на себя одновременно за то, что боялся, и за то, что вообще пытался взять нужную карту. Что если он получит новый удар, когда попытается взять другую? Он ведь все еще может вернуться в часовню, о которой говорила Шелли. Нет, нет и еще раз нет! Мистер Розен не мог позволить себе отступить.
«Как я стал тем, кто я есть?» – подумал Дэвид.
Раздираемый противоречиями, он постарался отстраниться от нахлынувших эмоций и сделать волевой шаг. Не раздумывая больше ни секунды, Дэвид схватил карту и резко перевернул ее. К удивлению, изображение не соответствовало никаким ожиданиям: белая точка на черном фоне с подписью «Сингулярность».
– Что? – поразился мистер Розен, склоняясь над картой, чтобы лучшее ее рассмотреть.
Когда расстояние между ними сократилось до считанных сантиметров, картинка ожила ярчайшей вспышкой, которая тут же его ослепила. Схватившись за глаза, Дэвид вскочил со стула, который с грохотом рухнул на пол.
– Глаза! Мои глаза! – кричал мистер Розен, ощущая, как тысячи игл вонзились в него.
Не осталось ничего, кроме чувства дикой боли. Он не просто позабыл о том, где и с кем находится, но даже и собственное имя, и все, чего ему теперь хотелось, это чтобы боль отступила. Нельзя сказать, как долго в действительности продолжались муки, но Дэвиду они показались целой вечностью. Все исчезло в один короткий миг: ни боли, ни напоминания о ней, но он все еще боялся убрать руки и открыть глаза, ведь чувство облегчения может быть ошибочным, да и кто знает, не ослепит ли его новая вспышка.
– Все закончилось? – спросил Дэвид, надеясь услышать успокаивающий голос мадам Цереры.
Но хозяйка дома не отвечала. Выждав несколько секунд, он снова позвал женщину, а ответом ему была лишь звенящая тишина. «Неужели все повторится, как с Китобоем?» – спросил мистер Розен самого себя, медленно-медленно опуская руки. Даже сквозь закрытые веки он видел яркий белый свет, который, как казалось, никуда не делся.
– Здесь есть кто-нибудь? – прокричал Дэвид и тут же осознал совершенную ошибку, ведь рядом могли оказаться безликие твари из Толимана или даже Китобой, а он своими воплями привлекал внимание к себе.
К счастью, в ответ на столь непростительную дерзость на него никто не напал, что уже само по себе было успехом. Понимая, что иного выхода нет, Дэвид медленно открыл глаза. Он обнаружил себя стоящим в четко очерченном круге света, что лился откуда-то сверху, словно от лампы уличного фонарного столба. За пределами круга царствовал густой вязкий мрак, который стремился дотянуться до Дэвида, но, обжигаясь о яркий свет, отступал назад. Мистер Розен был готов поклясться, что каждый раз, когда его цепкие лапы, похожие на туман, совершали новую попытку, он слышал шипение, похожее на разгорающийся костер, а затем тонкий пронизывающий визг боли. Свет был его щитом, но у любого щита есть предел стойкости, а значит, вечно избегать тьмы не получится.
Тишину нарушил резкий щелчок, за которым последовал странный, но очень знакомый равномерный и непрекращающийся шум.