Не оставалось ничего другого, кроме как последовать за котом. И стоило ему побежать, как он ощутил легкость во всем теле и простоту счастья. Ему захотелось смеяться и никогда не останавливаться. Шелест пшеницы оживил в душе давно умершее ощущение того, как быть ребенком.
И вот мужик тридцати с лишним лет от роду, как какой-то мальчишка бежал по полю, дико хохоча и преследуя кота. Со стороны могло показаться, что какой-то местный безумец хочет причинить вред несчастному животному и его нужно срочно спасать, но на деле все обстояло совершенно иначе.
– Льюис! Эй, Льюис! Посмотри на меня! – выкрикнул Дэвид, хоть и не понимал, откуда взялись эти слова.
Когда-то давно много лет тому назад жизнь была такой простой и очевидной. Никаких сложностей, что с возрастом люди придумывают сами себе. Улыбка – не маска для поддержания социальных норм, а самое настоящее отражение чувств, полыхающих в груди.
Почему же все это исчезает? Стоит человеку, как он считает, вырасти, и мир тут же теряет былые краски. Появляются хлопоты, неотложные дела: заменить масло в машине и написать отчет, купить продукты на неделю и оплатить счета по коммуналке, развесить постиранное белье и составить смету расходов, поставить будильник, чтобы вовремя проснуться на работу, и взять кредит на покупку большого шкафа, куда поместится много вещей. Простота исчезает, а вместо нее появляется паталогическая усталость, желание выспаться на выходных, депрессия и апатия. Улыбка становится средством коммуникации или щитом, за которым люди скрывают свое истинное состояние. И больше нет времени, да даже нет и желания, валяться на траве или нестись по полю, чувствуя, как ветер щекочет лицо. Жизнь разделяется на до и после. Какая глупость.
За эти пару минут бега Дэвид Розен отдохнул гораздо больше, чем за несколько прошлых ночей вместе взятых. Ведь его голову не терзали безумные мысли, а душа не изнывала под гнетом былых ошибок. Он был чист, как белый лист бумаги, и только чувство легкости наполняло грудь.
Говорят, что в каждом из нас живет так называемый Внутренний ребенок, который представляет собой часть личности, являющуюся носителем опыта, полученного в детстве и при внутриутробном развитии. С годами он никуда не исчезает, а остается с нами и оказывает сильное воздействие на всю последующую жизнь. Эти внутренние дети могут быть как счастливыми, так и несчастными, им может быть страшно или им может не хватать любви. И тот человек, который сумел полюбить в себе Внутреннего ребенка и достичь гармонии, – счастливый человек.
Когда Дэвид бежал по полю, он почувствовал связь с этим самым ребенком, буквально на мгновение стал им и понял, что мальчик счастлив вернуться домой. Все, что его окружало, было по-настоящему родным: запахи, звуки, тепло солнца на щеках. Наконец-то Дэвид не просто знал, где он, а чувствовал это.
Наслаждаясь мгновением, остаток пути к дереву мистер Розен прошел пешком. Музыка стала более отчетливой. Она то начинала играть, то прерывалась детскими голосами.
Старый ветвистый дуб стоял посреди поля на зеленой поляне, которую хозяин фермы бережно засаживал травой, чтобы дерево могло расти в естественных для себя условиях, а не бороться с пшеницей за плодородную землю.
Ноги ступили на скошенный газон, и мистер Розен замер. Льюис уже давно был здесь и ждал своего хозяина. Их взору открылась неожиданная картина.
– Фенек? – тихо спросил Дэвид, увидев девочку.
Она сидела с гитарой в руках на качелях, что были привязаны к мощной ветке дуба, а прямо перед ней на траве сидел мальчик. Хоть его лица и не было видно, поскольку он сидел спиной, но Дэвид знал, что этот мальчик и есть он сам. Фенек оказалась вовсе не случайным человеком, встретившимся на пути, – она была важным кусочком паззла прошлого.
– Дэвид, – сказала Фенек, глядя на мальчика, – как мне тебя развеселить? Хочешь поиграем в салочки?
– Никак, – дрожащим голосом ответил он ей.
– Ну, Дэвид, пожалуйста.
– Я боюсь возвращаться домой.
– Так нельзя.
– Можно! Больно много ты в этом понимаешь!
– Понимаю побольше твоего, – воспротивилась Фенек.