На столе Дэвид нашел свой альбом для рисования. Нельзя сказать, что у него был талант художника, но все-таки изображения в стиле комиксов получались довольно неплохо. Здесь были и супергерои, которых он сам выдумал, и обычные люди, и персонажи фильмов. Когда Дэвид был маленьким, ему нравилось создавать или воспроизводить образы. Он видел, как на белом листе оживает изображение, и это было непередаваемым ощущением.
– А ведь я мог пойти учиться на художника, – разглядывая рисунки один за другим, подметил мистер Розен. – Хорошо, конечно, что не пошел, а то сидел бы дома и поедал с голодухи ламинат.
Характер изображений в альбоме резко сменился, и началось все с Китобоя, на которого маленький Дэвид не пожалел места, отведя для него целый разворот. На левой стороне Китобой стоял во весь рост, сжимая в руках хорошо знакомый гарпун, а на правой крупным планом изображалось его лицо, а точнее нижняя часть, поскольку большая часть носа и глаза оказались скрыты под капюшоном. Каждый волосок, морщина и складка на одежде были отражены с особой точностью, что делало рисунок куда более живым, чем ему следовало быть.
Глядя на Китобоя, мистер Розен снова услышал шум волн. Их звук постепенно нарастал, стремясь забраться в голову и заполнить все доступное пространство.
И хотя Дэвид перестал бояться заглянуть своему прошлому в лицо, то Китобой продолжал внушать необъяснимый страх.
Он так и не узнал, что случилось с этим храбрым рыбаком, да и узнает ли когда-нибудь?
– Мяу! – громко воскликнул Льюис.
– Что? – мистер Розен резко обернулся и выронил альбом из рук, а вместе с ним затих и шум волн.
Кот сидел на краю кровати, а перед ним лежал небольшой ключ с ярким брелоком в виде красного мячика.
– Где ты его нашел? – воскликнул Дэвид, хватая ключ.
Льюис кивнул в сторону откинутой подушки и снова перевел взгляд на Дэвида.
– Дружище, какой же ты молодец!
Этот ключ был от двери кабинета отца. С самого детства Дэвиду очень нравилось играть там. Он любил запах книг и черный пушистый ковер с длинным ворсом. В кабинете он чувствовал себя в большей безопасности, чем в своей комнате, поскольку он казался ему непреступной крепостью. Когда Дэвида начали мучать кошмары и он с криком вскакивал посреди ночи, то потом долго не мог заснуть, но было одно место, где сон моментально возвращался к нему. И этим местом, конечно же, был кабинет. И пусть отец почти никогда не закрывал дверь, но он все-таки сделал еще один ключ для сына и вечером перед сном торжественно вручил ему в качестве символа того, что этот кабинет принадлежит теперь не только ему, но и сыну. Дэвид хранил его под подушкой и каждый раз, засыпая, сжимал в руке брелок. Со временем кошмары ушли, но ключ все еще продолжал лежать на отведенном ему месте.
Стоило им покинуть комнату, как они вновь очутились в стерильном пустом пространстве. Честно говоря, Дэвид даже успел позабыть об этом и потому на мгновение остановился, удивленно глядя по сторонам, но сразу опомнился и направился к лестнице.
Поворачивая ключ в замке, он всем сердцем ощущал благоговение перед этим местом и, открыв дверь, почувствовал тот самый аромат книг, которого на самом деле ему очень сильно не хватало. Вдоль левой стены стоял темно-коричневый открытый стеллаж, сверху донизу заполненный книгами. Возле окна располагались массивный стол и кожаное кресло. На столе горел единственный источник света в кабинете – футуристическая хромированная лампа, чье раскаленное око было направлено вниз. У правой стены стоял диван, подаривший Дэвиду немало приятных сновидений. За окнами простиралось бескрайнее пшеничное поле, теперь казавшееся путникам таким далеким. Рука сама нашла выключатель слева от двери, оживив люстру на потолке.
– Я приходил со школы и первым делом нерешительно заглядывал к отцу в кабинет, – продвигаясь к столу, сказал Дэвид, – но его, конечно, в такой час здесь почти никогда не бывало. Правда, случались такие дни, когда все происходило против заведенных обычаев. Иногда он уходил с работы и ждал меня в кабинете, чтобы провести остаток дня вдвоем. Я и сейчас надеялся, что он будет сидеть на своем привычном месте. Воспоминания возвращаются ко мне целыми кусками, Льюис, и я больше не чувствую себя неполноценным человеком.
Проводя рукой по лакированной поверхности стола, мистер Розен обошел его и уселся в кресло.
– Мяу? – Льюис запрыгнул на стол и глядел на хозяина.
– А ты как думаешь? Конечно, мне хотелось бы увидеть отца. Насколько я понимаю, он меня сюда и привел.
И только сейчас взгляд Дэвида случайно остановился на противоположной от стеллажа стене. Посередине в окружении десятка черно-белых фотографий висела большая картинка с изображением черной дыры, пожирающей звезды, оказавшиеся неспособными вырваться за пределы ее сильнейшей гравитации.