– Я предлагаю тебе спасать свою жизнь, но перед этим написать анонимное письмо в полицию.
– Ты же сам говорил, что обращаться к ним последнее дело.
– Вот именно, что последнее. Других вариантов я больше не вижу.
– Это трусость! – закричал я.
– А сидеть здесь и переть с голой грудью на штыки – несусветная тупость.
– Я не могу на это пойти, – покачал я головой, не позволяя себе ни на минуту согласиться с Володей.
– Упрямый баран! Хоть немного подумай над своими словами. Ты вообще слышишь, что несешь?
– А ты не думаешь, что он, куда бы я ни уехал, все равно меня найдет?
– Попытаться стоит. – Волков не желал слышать никого, кроме себя.
– Но стоит и попытаться остаться здесь, поэтому я никуда не поеду.
Волков глубоко вздохнул, покрыл меня ругательствами на русском языке и ушел в комнату. Несколько минут слышались грохот падавших предметов и глухие удары по мебели. Может быть, это действительно глупо, но я предпочитаю встретить беду лицом к лицу. Тем более если она неизбежна. И пусть это будет моим последним идиотским поступком в жизни, но я не собираюсь в решающий момент отступать от своих принципов, как это делают очень многие люди на земле.
Малыш Шарль Миремон
Одним теплым летним днем пару лет назад я решил прогуляться по городу. Из-за погоды мне пришлось отказаться от своего любимого плаща, и потому я надел черный костюм в тонкую полоску и красивую фетровую шляпу цвета воронова крыла. Это была суббота, и беззаботные горожане высыпали на улицы и в парки. Тут и там звучали звуки музыки, раздавался непринужденных смех, смешивающийся с ревом автомобильных двигателей. Город жил и дышал полной грудью. Из-за того, что я довольно редко выходил на улицу днем, кожа стала излишне восприимчива к солнечному свету, и я чувствовал легкое жжение по всему телу. Будь я актером, с легкостью смог бы справиться с ролью Дракулы в каком-нибудь черно-белом фильме ужасов. Я обожал их в детстве – помню каждый неповторимый кадр! Граф Дракула медленно выглядывает из-за своего плаща: вот появляются его бешеные глаза, затем нос и наконец настает время для длинных клыков, не раз раздиравших человеческую плоть. Потрясающе. Как звали того актера, что прославился благодаря роли великого кровопийцы? Точно! Бела Лугоши.
Тем временем ноги несли меня по узким улочкам города, иногда сворачивая в самых неожиданных местах. Стараясь никого не задеть, я ловко маневрировал между людьми. Столь большое число прохожих объяснялось не только тем, что был выходной день, – впервые за две недели выглянуло солнце. Неожиданно ноги остановились. По-видимому, они решили, что довольно стесывать подошвы ботинок и пора немного передохнуть. Я стоял на широком каменном мосту, выложенном брусчаткой. Это одно из исторических мест нашего города. Если память мне не изменяет, мост был построен порядка двухсот лет назад и до сих пор не утратил своего каменного величия. Он был призван из небытия, чтобы соединить две части города, разделенные мутной глубокой рекой. Если бы меня попросили сравнить его с каким-нибудь известным мостом, то в первую очередь я бы вспомнил Карлов мост в Праге, хотя стоит все-таки сделать небольшую оговорку: наш поменьше и поскромнее.
Я прислонился спиной к перилам и начал разглядывать проходивших мимо людей – слушал их голоса, изучал лица. Если бы я захотел, то за долю секунды смог бы узнать почти все о ком угодно, но ведь так совсем неинтересно. Поэтому я следил за ними и пытался угадать, кто они, откуда и чем занимаются. Как оказалось, это у меня превосходно получалось. В какой-то момент ко мне подошел мальчик лет семи. Вначале я его даже не заметил, но когда малыш несколько раз настойчиво подергал меня за рукав, я все же обратил на него внимание. Его звали Шарль Миремон, и до этого момента я не был знаком ни с ним, ни с кем-либо из его родных. На нем был костюмчик белого цвета, а в руках он держал маленький разноцветный мяч. Шарль смотрел на меня своими большими голубыми глазами и улыбался. Неужели у детей действительно бывают такие глаза? Необыкновенно красивые и глубокие.
– Привет. Почему ты тут один? – спросил я малыша.
– Я потерялся, – ответил Шарль, и его нижняя губа слегка задрожала.
– Ну не волнуйся! Твои родители наверняка где-то здесь.
– Вы ведь можете мне помочь?
– Я? Могу. Но почему ты подошел именно ко мне? Ведь здесь полно других людей.