Я пересказал ему содержание нескольких газетных статей, поведал о том, что слышал от людей, и не сказал ни слова о том, что пережил сам
– Это все? Негусто. Можешь проваливать. – Фрэнк потерял ко мне всякий интерес.
– Так виски за твой счет?
– Что? – Он непонимающе уставился на меня.
– Виски. – Я постучал пальцем по пустому стакану.
– Да, за мой. Я же сказал, – пробурчал Фрэнк и вернулся к созерцанию пузырьков в кружке пива.
– Удачи тебе, – сказал я, вставая из-за стола. – До новой встречи.
Я не стал протягивать ему руку, так как знал, что он никак на это не отреагирует, и, больше не проронив ни слова, направился к выходу. Встреча с Фрэнком стала для меня легкой передышкой в бесконечной гонке, в которую меня втянули, даже не удосужившись получить мое согласие. И именно во время этой передышки я многое понял. Будто взглянув на все со стороны, я увидел ту самую паутину, сплетенную из человеческих жизней. И если мне суждено умереть, то я готов, но это не значит, что я сдамся без боя.
– Эй, парень, – услышал я голос Фрэнка позади себя.
– Что? – отозвался я, стоя возле двери.
– Новой встречи не будет, – будто произнося тост, улыбнулся Фрэнк и поднял кружку пива.
– Возможно, – ответил я и открыл входную дверь.
От тепла бара не осталось и следа. Меня вновь встретила улица, пропитанная дождем до самой канализации. Оказавшись снаружи, я не только избавился от компании Фрэнка Райдера, но и вернулся в свою собственную жизнь, где меня ждали прежние нерешенные проблемы.
Слабость
Я неожиданно быстро добрался до дома Волкова и поднялся наверх. Пустой подъезд дремал в ожидании рассвета и был явно не готов к встрече со мной. Каждый шаг по ступеням сопровождался жутким загробным скрипом, так что я боялся разбудить соседей. Дверь в квартиру Владимира оказалась не заперта – он спал на диване с бутылкой в руках, и его храп был слышен даже в коридоре. Стоило мне переступить порог, как я тут же увидел Клифа. Он сидел и ждал меня прямо перед дверью, как будто знал, что я вот-вот должен вернуться. Я погладил его по голове, а он в ответ лизнул мне руку. Попытавшись растормошить Волкова, я решил, что не стоит тратить время на столь бессмысленное занятие, и, тихонько щелкнув его по носу, пошел в комнату, где прямо в одежде улегся на кровать.
Хорошо, что я все-таки отправил письма сегодня, а не стал откладывать это дело на завтра, потому что «завтра» могло легко превратиться в «послезавтра» и так далее до бесконечности. А существует ли вообще для меня мифическое «послезавтра»?
Мысли о маме вновь всколыхнули чувство вины. Долгое время я не мог смириться со своим предательством, этот грех преследовал меня повсюду. Я видел его в лицах людей, слышал в словах и звуках. Правда, теперь я понимаю, что на самом деле мне суждено было приехать в этот город, оставив маму, брата и тетю с дядей. Но, как бы то ни было, грех будет со мной до тех пор, пока я сам себе его не прощу. В этом беда многих людей: вместо того чтобы сделать какие-то выводы из своих ошибок и исправить их, они продолжают бесцельно мучать себя, а затем просто сбегают от проблемы, оставив ее нерешенной. Не могу пока с уверенностью сказать, хватит ли мне сил простить себя, но я буду надеяться на лучшее.
В последнее время из-за ночных кошмаров мне стало страшно засыпать. Я боялся, что следующий сон окажется еще страшнее предыдущего, но сейчас глаза закрылись сами собой. У меня не было сил противиться сну.