– Доктор Гюнстер, они хамски относятся к больным, – я попытался воззвать к его человеческим качествам.
– Саймон, это не ваше дело.
– А то, что сегодня ночью меня окунули в ледяную ванну, где я чуть не захлебнулся, – это тоже не мое дело?
– Мне уже звонили по этому вопросу. Вы напали на санитара, чуть не сломали ему челюсть. Холодная ванна была вынужденной мерой, против которой я ничего не имею. Отпустите больного.
– Все ясно. Вы такой же, как они.
Пока я отвлекся на психиатра, санитар схватил меня за руку и скрутил. Еще немного, и раздался бы хруст кости, но этого не произошло. Гюнстер отвел больного в палату, а санитар дотащил меня до его кабинета, открыл дверь и затолкнул внутрь.
Такое чувство, будто стоишь перед стеной и долбишься в нее головой: выхода нет, а от каждого удара на лбу растет новая шишка. Что мне делать? Сидеть тихо и ни во что не вмешиваться? Моя совесть этого не позволит. А если я буду всех защищать, то сделаю хуже себе и остальным. Оливер Гюнстер зашел в кабинет, снял пальто и повесил его на вешалку.
– Почему вы так себя ведете, Саймон?
– Потому что не могу смотреть на зверства других.
– Даже если эти зверства совершаются во благо?
– Я так не считаю.
– Это ваше мнение.
– Спасибо, знаю. Мне казалось, что вы отличаетесь от кучки местных живодеров.
– Отличаюсь или нет – это не важно. Важно, что я хочу сделать все возможное, чтобы вас вылечить.
– Если бы меня вчера утопили, то лечить было бы некого.
– Сомневаюсь, что вы могли умереть.
– Еще секунд пятнадцать – и вполне мог бы.
– Хм. Я поговорю по этому поводу с санитарами, чтобы впредь они не перегибали палку.
– Спасибо, вы меня очень обрадовали! – ответил я с сарказмом.
Гюнстер внешне не проявлял никакой реакции, ему были абсолютно безразличны мои слова. Он спокойно надел халат, причесался, стоя возле зеркала, и сел в кресло.