Когда я читал последнюю запись Майкла, то отчетливо представил себе все в мельчайших подробностях. Вот он сидит за письменным столом, еле удерживая ручку. На глазах – слезы; тяжелое, прерывистое дыхание. Он пишет слово за словом, перебарывая дрожь, что пришла от обреченности. Позади него на кровати, на белой простыне, покрытой багровыми пятнами, лежит его жена. Он сам положил ее туда, чтобы не оставлять тело на полу. Кругом темнота и тишина. Убийцы уже нет. Майкл дописывает последнее слово и обессиленно роняет голову на стол. Пальцы впиваются в твердую поверхность, а ногти оставляют глубокие царапины на лакированном дереве. Он не может ничего изменить, и остается лишь один выход. По крайней мере, он думает именно так. Майкл заходит в ванную и смотрит на свое отражение. Он вновь винит себя в том, что не сумел спасти Лизу, и бьет кулаком в стену. Физическая боль немного заглушает душевные страдания, но всего лишь на несколько секунд. Тогда он накидывает пальто и выбегает из дома. Широкими уверенными шагами Майкл идет по городским улицам. Ему не нужно больше ничего – он думает только о том, как заставить боль исчезнуть. А потом все происходит так, как рассказал Антонио: Майкл, глядя на случайную прохожую, оказавшуюся в том же месте и в то же время, широко расставляет руки и прыгает с обрыва.
Я снова перечитал последнюю запись, но ответов на свои вопросы не нашел. Какая запись была предыдущей? Страница вырвана.
– Все на завтрак! – снова послышался голос медсестры из коридора.
– П-п-пойдем?
– Нет, Уильям. Ты иди, а мне надо подумать.
– Я н-н-не пойду б-б-без т-тебя.
– Почему?
– Я б-б-боюсь.
– Уильям, тебе нечего бояться.
– П-п-пожалуйста, п-п-пойдем, – умоляющим тоном произнес Уильям.
– Хорошо, уговорил.
Открыв дверь, я столкнулся с Амелией, которая хотела зайти к нам в палату. Она хотела узнать, как чувствует себя Уильям и в каком состоянии моя рука. Я показал ей руку, сказал, что совсем не болит, чему она обрадовалась и попросила прийти к ней на перевязку после завтрака. Мы пожелали друг другу приятного аппетита и направились в столовую – правда, каждый в свою.
Завтрак прошел ровно так же, как и вчерашний обед. А ужин вчера я в итоге пропустил, но не очень расстраивался по этому поводу. Мы с Уильямом сели к двум здоровенным ребятам и принялись за еду. Я все глубже погружался в апатию. Получится ли найти ответ, если несколько раз перечитать дневник Майкла? Очень сомневаюсь, но, пока надежда есть, сдаваться нельзя.
– Да что же это такое! Что ты вытворяешь с едой? – крикнул санитар пациенту, который снова вывалил содержимое тарелки на пол и весело шлепал по нему ногами.
Антонио
«Доброе утро, безумный мир!» – с этими словами на устах я проснулся сегодня утром. Поднялся с кровати и как следует потянулся. От перемены погоды мои старые кости ныли сильнее обычного. Ничего, до свадьбы заживет, хотя мне, наверное, поздновато жениться, но это не страшно. Как много лет назад сказал мой дед, которому, между прочим, в тот день исполнилось девяносто два года: «Когда доживешь до моего возраста, поймешь, что жизнь только начинается». Конечно, в этой фразе слышна мощная нотка маразма, но в чем-то он все-таки прав.
Я сделал небольшую зарядку и направился в ванную, чтобы привести себя в порядок, а то по утрам мои усы напоминают дикобраза. Теплая вода привела меня в чувство, а несколько взмахов бритвой и расческой придали лицу свежесть. Как много времени уже прошло с похорон Жан-Луи… Даже не верится. С того самого дня Сильвия прониклась ко мне какой-то особой теплотой, и теперь мы каждый вечер проводим вдвоем. Почему такая старая развалина, как я, осмеливается ухаживать за молодыми девушками? Хотя нет, лучше не так. Как хорошо, что я, как крепкое вино, с годами становлюсь только лучше и еще что-то могу предложить таким девушкам, как Сильвия. А почему бы, собственно, и нет? Ведь кто не рискует, тот не пьет шампанское!
Почему-то я сразу вспомнил о Саймоне. Бедняга не был готов ко всему, что свалилось на его голову. Уже больше двух недель он лежит в больнице, но пока от него ни слуху ни духу. Волкову все еще не разрешают его навестить, поэтому нам остается лишь надеяться на то, что у него все хорошо и скоро он вернется домой.
Помню его безумный взгляд в ту ночь. Мы с Марией так перепугались, что не знали, как быть. Хорошо хоть, Володя приехал достаточно быстро и успокоил нас. Я не могу во все это поверить. Все эти пустые ампулы морфия у него в ванной. Нет, не хочу верить! Он полежит в больнице, придет в себя, и все будет в порядке. Иначе и быть не может.