Воздух с каждым шагом становится не таким сухим, а когда из тумана войны выступила стена, я с некоторым облегчением перевёл дух. Хотя этой породы не касалась рука человека, но ощущение такое, словно очутился в погребе, только большом, почти княжеском, размером с целый зал, таком же заброшенном, как и всё моё имение.
Вон даже зеленоватая плесень на стенах, в трещинах пышные заросли мха, а внизу вместо плинтусов этот мох образовал толстый пористый шов.
Я огляделся, Щелей повидал не так уж много, но уверен, моя если не самая крохотная, то одна из. И самая непримечательная, а жаль.
Сильно разочарованный, я прошёл вдоль стены, стараясь не касаться, запах неприятный, даже на полу иногда пятна этого мха, следов человеческих нет…
Мата Хари плывет впереди, высвечивая передо мной каждый камешек и просматривая стену на тот случай, вдруг там что-то сидит и готовится броситься.
Всё незнакомо, нужно бдить, а также тащить и не пущать, а то мало ли что, враг не дремлет, англичанка гадит, а кто, если не мы с Матой Хари?
— Облети вдоль стены, — велел я, — Подожду здесь.
— Выполняю.
Ждать пришлось минуты три. Мата Хари пошла на небольшой скорости, слева мелькает стена, всё такая же щербатая и с расщелинами, полными мха, получился полный круг, словно мы на дне колодца, правда, очень широкого, затем она быстро-быстро пометалась из стороны в сторону, убирая туман войны.
— А что там за два пятна? — осведомился я.
Она ответила бесстрастно.
— Там туман не рассеивается. Похоже, два входа на уровень ниже.
Я пробормотал:
— Понятно… Но то щасте в другой раз. Выходим. Вернись к патрулированию имения Гендриковых.
Она метнулась в сторону выхода и тут же пропала. Я поспешил следом, издали увидел на том месте, откуда появился в этой пещере, ошметки грязи с моих ног, что нанес в этот сухой и горячий мир из холодного, где вот-вот снова начнется противный моросящий дождь.
Задержал дыхание, сцепил челюсти и встал на том самом месте, крепко-крепко стиснув кулаки и челюсти. Мгновенная слепота, шум в голове, потеря ориентации.
Я рухнул с большой высоты, тряхнуло так, что едва голова не оторвалась, несколько раз перевернуло с ног на голову и обратно, скрутило, как мокрую тряпку, расплескало тончайшим слоем от усадьбы до Петербурга и даже дальше, ещё один толчок…
Мои подошвы твердо стоят на сырой земле, над головой серое небо, вокруг осень, я даже не пошатнулся, а все мои перевертывания всего лишь шуточки или шалости обнаглевшего вестибулярного аппарата. Все стараются пнуть Вадбольского.
Взгляд уперся в спину идущего от Щели в сторону конюшни деда Афанасия, он услышал мои шаги, оглянулся, оскалил щербатый рот в понимающей усмешке.
— Ничего не нашлось, барин?