— Лер, ну что ты несерьезная такая? — уже мягче говорю я. — Врач сказал — нужно отдохнуть.
— Я и отдыхала. Вечера весь день и ночь. Больше не могу, — она разводит руками. — Я отлично себя чувствую, правда.
Уголки ее губ снова приподнимаются в подобии улыбки. Черт возьми, я такой слабак. В который раз убеждаюсь, что злиться на эту девушку я теперь не в состоянии.
— А здесь что делаешь?
— Тебя жду, — отвечает она мгновенно. — Надеялась, что пойдешь бегать.
— Пошел вот, — окончательно растаяв от ее прямоты, бормочу я.
— Не против моей компании? — хитро улыбаясь, спрашивает девушка.
Вместо ответа, я притягиваю ее к себе и звонко целую в губы. Этот поцелуй быстрый и почти дружеский — просто, чтобы обозначить территорию. Позволять себе большее я сейчас не могу — так хочу ее, что боюсь не сдержаться. Мы все-таки в детском лагере, а она все еще пациентка в больничном крыле, пусть и злостно нарушающая постельный режим.
Щеки Леры розовеют, в глазах застывает мечтательное выражение.
— Предупреждаю тебя, я отлично бегаю, — дерзко шепчет она.
— А я отлично догоняю, малышка, — парирую я, ощущая, как в животе пузырится бесшабашная радость.
Пробежка с Лерой — это особый вид удовольствия, с которым я не был знаком ранее. Привычный маршрут в ее компании играет особыми красками: словно и листва зеленее, и небо выше, и даже воздух пахнет особенно. Она бежит со мной в одном темпе, даже не думая отставать, а иногда и вовсе выбивается вперед, позволяя мне любоваться своей аппетитной попой, обтянутой легинсами. Когда мы оказываемся у озера, Александрова останавливается и несколько мгновений жадно хватает ртом воздух, старясь быстро восстановить дыхание.
— А ты не обманывала, когда говорила, что отлично бегаешь, — говорю я, разглядывая ее.
— А я вообще стараюсь не обманывать, — она мягко усмехается. — Так жить проще.
— Правда? — не успеваю сдержать вопрос, за который мне хочется отгрызть себе язык, но Лера будто бы не замечает подтекста.
— Угу, — отвечает она, внезапно хватаясь за край своей толстовки.
Через секунду толстовка летит на поваленное бревно. Туда же приземляются кроссовки и носки. Когда ладони Леры ложатся на талию и начинают скатывать вниз резинку легинсов, я вспоминаю, что должен дышать, и потрясено выдыхаю.
— Ты что делаешь, а?
— Собираюсь искупаться, — она широко улыбается и в следующий миг переступает через штаны, которые темным пятном оседают у ее ног.
— Лера, — говорю я осуждающе, стараясь не пялиться на нее, но это заведомо бессмысленно. От Леры в целомудренных трусиках-шортах и мягком бюстгальтере не оторвать глаз. — Ты же болеешь.