Если бы не моя путеводная звезда, если бы не мой ангел света, если бы не надежда, которую она внушала мне своей любовью, я был бы окончательно поглощён апатией и отчаянием. Но, думая о её ожиданиях, когда она давала обет прожить жизнь ради меня, вспоминая её чудную и нежную улыбку и слова любви, обращенные ко мне, я чувствовал в своем сердце новый подъём мужества и старался укрепить свои выдержку, терпение и решимость. Мне была важна любая помощь, ибо начался мой период страданий и терзаний, о котором бессмысленно рассказывать кому-либо в надежде найти понимание.
Место, где я находился, имело очень слабое освещение. Оно напоминало огромную тюрьму — полутёмную, с размытыми очертаниями окружающих предметов. Позднее я разглядел, что это было здание из тёмно-серого камня (по моей оценке, такого же тяжёлого, как земной камень), внутри которого было проложено множество длинных коридоров. Хотя были там и огромные залы, или комнаты, в основном, пространство было поделено на бесчисленные помещения, очень маленькие и тесные, крайне слабо освещённые и скудно обставленные. Каждый дух получает только то, что сумел заслужить за свою земную жизнь, а некоторым не досталось ничего, кроме жалкой подстилки, на которой они лежали в страданиях, ибо там страдали все. Помещение называлось Домом Скорби, но также и Домом Надежды, ибо все стремились душой к свету, и для каждого начался период надежды. Каждый уже стоял одной ногой на нижней ступени лестницы надежды, по которой каждому со временем предстояло подняться на небеса.
В моём маленьком закутке не было ничего, кроме кровати, стола и стула, — ничего больше! Я проводил время либо в отдыхе и размышлениях в своей комнате, либо вместе с другими, которые, как и я, вскоре достаточно окрепли, чтобы присутствовать на лекциях, устраиваемых для нас в большом зале. Лекции показались мне удивительными. Они строились в форме рассказа, но всегда затрагивали каждого из нас до глубины души, когда в них упоминались наши собственные прегрешения. Много трудов было положено на то, чтобы, глядя на вещи со стороны, мы поняли все последствия каждого своего проступка, когда ради своекорыстия чинили зло и намеренно унижали душу другого человека. Очень многое из того, что мы сделали, оправдывая свои поступки, утверждением, будто все так поступают, или считая, что мы, как мужчины, имеем на это право, было показано нам с позиции другой стороны, в разной степени пострадавшей от нас, или невольной причиной падения которой мы становились; с позиции жертвы социальной системы, которая была изобретена и которая поддерживалась ради удовлетворения наших своекорыстных страстей. Я не стану подробно пересказывать содержание этих лекций, но те из вас, кто знает, что представляют собой порочные соблазны больших городов на Земле, легко могут представить себе предмет обсуждения. После лекций мы видели себя в таком неприглядном свете, лишенными условных социальных покровов земной жизни, что возвращались к себе в каморки пристыженными и опечаленными и там размышляли о своём прошлом и настраивались каким-либо образом искупить в будущем свои проступки.
В этом нам была оказана большая помощь, ибо одновременно с выявлением наших проступков и объяснением их последствий нам всегда указывали способ изменить и преодолеть возникающие внутри нас злонамеренные желания, заплатить за свои грехи своевременными усилиями и уберечь других от зла, в которое мы сами погрузились. Эти уроки имели целью подготовить нас к следующей ступени нашего роста, на которой нам предстояло быть посланными на Землю, чтобы незримо и неосязаемо помогать смертным, старающимся справиться с одолевавшими их земными соблазнами.
Если не было лекций, мы были вольны идти куда пожелаем, то есть, конечно, те из нас, кто ощущал в себе достаточно сил, чтобы передвигаться. Некоторые, оставившие на Земле дорогих людей, шли навестить их, хотя и незаметно, увидеть тех, кого они любят. Но нас всегда предупреждали, чтобы мы не задерживались около обилия соблазнов на Земле, ибо многим из нас было бы трудно им противостоять.
Самые стойкие из нас, те, кто обладал необходимыми качествами и желанием применить их, занимались тем, что добавляли сил слабым и тем, кто по причине крайней распущенности, проявленной в своей земной жизни, пребывал в таком ужасном состоянии великого истощения и измождения, что мог лишь лежать беспомощно в своих каморках, в то время как другие давали им некоторое облегчение, стараясь пополнить их энергию. Здесь я должен дать вам описание изумительной системы врачевания несчастных духов, применяемой в Доме Надежды.
Некоторые из более высоких духов, чьи естественные желания и вкусы позволяли им быть врачами и лекарями, с помощью других духов более низкой степени развития ухаживали за беднягами, которые тяжелее всех страдали — хотя все там были страдальцами — и посредством магнетизма и энергии других могли дать несчастным духам облегчение в их боли, погружая их во временное забвение, и, хотя, пробудившись, они вновь начинали страдать, во время таких передышек их дух накапливал силу и выносливость. Так продолжалось, пока время и рост духовности не заглушали их страдания, после чего они, в свою очередь, сами начинали, если вполне готовы к этому, пополнять энергией других, продолжающих страдать.
Невозможно чётко описать всё, что я знаю об этом месте и его обитателях, ибо сходство с земной больницей в данном случае очень велико, но существует множество мелких нюансов, которые не имеют никакого сходства с чем бы то ни было на Земле, хотя с прогрессом науки знания там значительно обогащаются. В этом месте всё было погружено в темноту, поскольку несчастные духи, обитавшие там, не обладали внутренним светом счастливых духов, излучающих его в атмосферу, ибо именно состояние самого духа в духовном мире делает светлым или темным его окружение. Темнота явилась следствием почти полной слепоты несчастных духов, чьи духовные чувства, не получив достаточного развития на Земле, делали их обладателей невосприимчивыми к своему окружению. Точно так же люди, родившиеся на Земле слепыми, глухими и немыми не имеют никакого понятия о вещах, очевидных для всех прочих, обладающих полнотой чувств. Посещая сферу земной жизни, которая гораздо больше соответствовала степени их развития, эти бедные духи постоянно пребывали в темноте, хотя и не полной, ведь они обладали способностью различать формы существ подобных себе, с которыми они могли бы вступить в прямой контакт общения, так же как и со смертными, которые оставались на очень низкой ступени духовного развития. Как бы ни были высоки и духовны смертные, всё же бесплотные духи будут восприниматься ими в виде едва различимых теней или не восприниматься вообще.
Каждый из «работающих» Братьев Надежды, как их называли, имел при себе крошечный светильник похожий на звезду, его лучи освещали темноту посещаемой каморки, оставляя луч надежды везде, где бы ни побывали братья.
Я сам в первое время так сильно страдал, что просто не покидал своей каморки и пребывал в состоянии жалкого безразличия, следя за приближением мерцающей искры, которая, перемещаясь вдоль коридора, обычно миновала мою дверь. Я размышлял, сколько времени пройдет по земным меркам, прежде чем огонёк вернётся. Но не так уж долго пролежал я в полной прострации. Не в пример несчастным духам, которые к остальным своим порокам добавляли ещё и тягу к пьянству, душа моя была так чиста, а желание исправиться так сильно, что я не мог долго оставаться безучастным, и, едва почувствовав, что могу двинуться с места, я попросил поручить мне какое-нибудь дело, пусть самое незначительное, лишь бы быть полезным. И мне, как уже обладающему сильной магнетической энергией, было поручено помогать несчастному молодому человеку, который был полностью неподвижен и который лежал, беспрестанно издавая стоны и вздохи. Бедняге было всего тридцать лет, когда он лишился своего земного тела, но за свою короткую жизнь он до такой степени погряз в разврате, что преждевременно погубил себя и вот теперь страдал, терпя такие ужасные муки, происходящие от воздействия на его дух тех сил, которые он растревожил, что мне порой было невыносимо наблюдать его терзания. В мои обязанности входило совершать над ним успокаивающие пасы руками. Так он получал некоторое облегчение, а временами приходил дух более высокий, чем я, и погружал его в забытье. Всё это время я и сам продолжал страдать душой и духовным телом, ибо в низших сферах дух ощущает телесные страдания. По мере возвышения страдания фокусируются на более ментальном уровне. С повышением уровня духовности утончается материальная оболочка и все материальное, включая боль, исчезает.
По мере того как мои силы росли, оживлялись и мои желания, причиняя мне такую муку, что часто меня тянуло сделать то, что делали многие несчастные духи, — мне страстно хотелось вернуться на Землю, чтобы удовлетворить свои желания посредством материальных тел тех, кто всё ещё оставался на Земле. Мои телесные мучения стали невыразимо жгучими, а сила моего духа, которой я так гордился и которую привык направлять по дурному руслу, заставляла меня страдать ещё больше, чем тех, кто был слаб. Так же как мускулы атлета, усиленно тренировавшего их, начинают со временем стягиваться и причинять ему жестокую боль, та же мощь и та же сила, которыми я злоупотреблял в раннюю пору своей жизни, теперь начали, вследствие неизбежной реакции моего духовного тела, причинять мне тягостные страдания. Становясь всё сильнее и вновь обретая способность наслаждаться всем, что приносило мне радость во время моей земной жизни, я почувствовал, что желание испытать наслаждение выросло непомерно и уже едва сдерживал себя, чтобы не вернуться к земным чувственным удовольствиям, всё ещё воспринимаемым нами как огромное искушение, используя тело тех, кто пребывал в земной оболочке и чья омерзительная жизнь и низменные желания ставили их на один уровень с духами земными. Многие, ах! Многие из тех, кто пребывал в Доме Надежды, поддавались соблазнам и на время возвращались на Землю, чтобы блуждать там, и рано или поздно возвращались, измождённые и еще более деградировавшие. Все были свободны и могли по своему желанию либо уйти, либо остаться. Любой мог вернуться, если хотел. Двери Дома Надежды никогда и ни перед кем не закрывались, каким бы неблагодарным и недостойным он ни проявил себя, и я часто удивлялся, какое бесконечное терпение и участие мы там встречали в ответ на свои слабости и грехи. Оставалось только искренне пожалеть тех несчастных, которые превратились в настоящих рабов своих самых низменных желаний и до такой степени, что не могли противостоять им и время от времени поддавались их влечению, и потом, пресыщённые и истерзанные, не могли сдвинуться с места, как тот несчастный молодой человек, мой подопечный.
Что касается меня, то я тоже поддался бы искушению, если бы не мысли о моей чистой любви, если бы не надежда и чистые желания, которые она внушала мне. И я мог только сожалеть о тех несчастных заблудших душах, которые не были удостоены блага, дарованного мне. Я очень часто бывал на Земле, но только там, где жила моя возлюбленная, её любовь постоянно притягивала меня, уводя от соблазнов, в чистый мир её дома, и хотя я никогда не приближался к ней настолько, чтобы коснуться её, из-за мешавшей ледяной незримой стены, о которой я уже рассказывал, я стоял по другую сторону и любовался, как она сидела за работой, читала или спала. Когда я бывал там, она смутно чувствовала моё присутствие, шептала моё имя или поворачивалась в мою сторону с грустной и нежной улыбкой, воспоминание о которой я уносил с собой, чтобы скрасить мои часы одиночества. Она, моя любовь, была печальна, ах! Так печальна, бледна и хрупка, что моё сердце разрывалось от боли, но тем не менее я любил наши встречи. Я видел, что, несмотря на все её попытки казаться храброй и терпеливой, напряжение для неё было почти невыносимым, и она таяла день ото дня. Кроме всего прочего, в её жизни были и другие испытания: семейные неурядицы, сомнения и страхи родных в связи с её отрешённостью и общением с потусторонним миром. Временами её мучили сомнения, не является ли всё это безумным обманом, сном, от которого она пробудится, чтобы обнаружить, что нет никакой связи между мёртвыми и живыми, нет никаких средств, с помощью которых она могла бы сблизиться со мной снова. Глухое отчаяние охватывало меня, как и её, когда я стоял рядом с ней и читал её чувства, беспомощный и бессильный, не имея дать ей возможности почувствовать своё присутствие, и молился, чтобы мне позволили каким-либо образом сообщить ей, что я рядом.
Однажды ночью, наблюдая, как она, утомлённая слезами, погружается в сон, я, сам на грани скорбных слёз за нас обоих, внезапно почувствовал на своём плече прикосновение и, оглянувшись, узрел её духа-хранителя, который помог мне тогда поговорить с ней. Он спросил меня, смогу ли я сохранить спокойствие и сдержанность, если он позволит мне поцеловать её во сне. Обезумев от этой новой радости, я с готовностью дал ему обещание. Взявшись за руки, мы вместе прошли сквозь ледяную стену, прежде непроницаемую для меня. Склонившись над ней, мой провожатый совершил какие-то странные движения рукой, а потом, подержав мою руку в своей несколько мгновений, разрешил мне осторожно коснуться её. Она спокойно спала, на её ресницах всё ещё блестели капельки слёз, а её прекрасные губы были слегка полуоткрыты, словно она разговаривала во сне. Одна её рука лежала около щеки, и я взял её в свою руку легко и нежно, стараясь не разбудить спящую. Её рука полуосознанно сжала мои пальцы, и такая радость отразилась на её лице, что я испугался, что она проснется. Но нет! Светлый дух улыбнулся нам обоим и сказал: «Поцелуй её сейчас». И я — ах! — Наклонился над ней и наконец впервые поцеловал её. Я поцеловал её не один, а дюжину раз и так страстно, что она проснулась, а светлый дух поспешно отодвинул меня в сторону. Она огляделась и тихо спросила: «Я сплю или действительно здесь мой любимый?» Я ответил: «Да». Казалось, она услышала, ибо она улыбнулась так нежно — ах! — Так нежно, снова и снова повторяя тихонько моё имя.
Немало времени прошло после этого, прежде чем мне позволено было снова прикоснуться к ней, но я часто бывал рядом, и радость той встречи долгие часы согревала наши сердца. Я видел, как реален был мой поцелуй, он был для меня якорем надежды, позволившим мне поверить, что настанет время, и я смогу дать ей почувствовать моё прикосновение и получить возможность общаться с ней.
Глава 5. Духи Земного Уровня
Наконец и для меня настало время покинуть Дом Надежды и отправиться дальше, укрепившись полученными уроками, отрабатывать свой долг на Земле и в тех нижних сферах, в которых я погряз в своей земной жизни. Восемь месяцев из девяти прошло с тех пор, как я умер. Я снова окреп и стал сильным. Я уже мог свободно перемещаться в сфере Земли. Моё зрение и все другие чувства так оживились, что я прекрасно видел, слышал и чётко изъяснялся. Свет вокруг меня стал подобен сумеркам, или времени, когда ночь только начинает переходить в день. Для моих глаз, привыкших так долго находиться в темноте, этот слабый свет был радостью, хотя со временем я так стосковался по настоящему дневному свету, что эти мрачные сумерки стали казаться мне чудовищной и мрачной насмешкой. Края, раскинувшиеся там, на третьем круге земной поверхности, или на первой сфере, носит название «Сумеречной Страны», и именно туда уходят души людей, которые при жизни были эгоистами и материалистами, чтобы достигнуть более высокой ступени развития. Но даже эти Сумеречные Края по своему уровню на порядок выше уровня «Блуждающих духов», обитатели которых так и остались бродить, привязанные к месту своего прежнего земного обитания.
Мне предстояло начать работу непосредственно на Земле с поисков и, как выражаются люди, «в погоне за удовольствиями», хотя нет более мимолетного удовольствия, нет более низкой степени падения, чем та, до которой люди опускаются при жизни. Но теперь я открыл для себя ценность учения и опыта, которые приобрел за время моего пребывания в Доме Надежды. Искушения, которые некогда казались мне такими соблазнительными, теперь меня не привлекали. Я знал, какого рода удовлетворение они приносят, но знал также и цену, которой необходимо за них расплачиваться. Итак, контролируя какого-либо смертного, вверенного моим заботам, что мне часто приходилось делать, я был далёк от искушения воспользоваться моим телом для собственного удовлетворения.
Только очень немногие люди, будучи в своей земной оболочке, понимают, что духи могут — и они очень часто это делают — до такой степени завладеть телом смертного мужчины или женщины, что временами земное тело переходит в полное владение к бестелесному духу, уходя из-под власти своего законного владельца. Во многих случаях приступы так называемого сумасшествия возникают под силовым воздействием низших духов-злопыхателей или духов-распутников, которые, воспользовавшись слабоволием или другими возможностями, вступают в тесный контакт с духами, обитающими в теле, которым они хотят завладеть. Среди ученых древних цивилизаций этот факт считался общепризнанным и был предметом изучения, наряду с другими науками оккультного характера, которыми мы в 19 веке, в своем высокомерии, считали возможным пренебречь, даже не пытаясь, по возможности, вычленить из них зерна истины, несущие в себе благо на протяжении всех эпох, которые следовало бы извлечь из огромной кучи всевозможного хлама, где погребли их последовавшие за ними поколения мужчин и женщин.
Работа, которая была мне поручена, покажется вам не менее странной, чем мне самому, когда я начал ею заниматься. Великое Братство Надежды было всего лишь одним из многочисленных обществ, которые существуют в духовном мире с целью оказания помощи всем, кто в ней нуждается. Его программы выполняются повсюду, во всех сферах, и его членов можно встретить как в низших, так и в высших сферах, окружающих Землю, и даже в удаленных сферах солнечных систем. Они подобны неизмеримо длинным цепям духов, где низшим и жалким оказывали помощь и поддержку те, кто находился выше их.
Обычно в Братство приходил запрос, что необходимо помочь кому-нибудь из взбунтовавшихся смертных или несчастных духов, и тот из братьев, кто считался наиболее подходящим для этого, отправлялся на помощь. Обычно это выпадало тем из нас, кто в своей жизни не устоял перед сходным искушением и пережил все горькие последствия своего проступка и угрызения совести за совершённый грех. Часто бывало, что мужчина или женщина, которым нужно было помочь, подсознательно посылали сигнал о помощи, чтобы побороть обуревающее их искушение, и это само по себе звучало как молитва, которая раздавалась в духовном мире криком детей Земли, взывающих к обитателям духовного мира — в своё время таких же сыновей и дочерей Земли. Бывало так, что некий дух, близкий и родной страждущему, обращался от имени несчастного к нам, чтобы мы пришли на помощь его подзащитному. В этом случае мы сопровождали и контролировали того, кому мы желали помочь, пока соблазн не оставлял его. Иногда мы так тесно сживались со смертным в течение проведенного вместе с ним времени, что буквально жили его жизнью и его мыслями, делили с ним всё пополам. И в таком двойственном положении мы, бывало, часто страдали самым ужасным образом от беспокойства за этого человека, чьи мысли стали почти нашими собственными, и от того, что его тревога стала нашей тревогой, не говоря уже о том, что, вновь переживая эпизод из собственной прошлой жизни, мы повторно испытывали скорбь, угрызения совести и горечь за упущенное время. Он же, страдалец, со своей стороны ощущал, хотя и не с крайней степенью остроты, скорбное состояние нашей души; и в ситуациях, где наш контроль был близким к полному, а смертный исключительно чувствительным, последнему начинало казаться, что всё, совершённое нами, является плодами его собственного труда, которые либо существовали реально и были временно утрачены, либо присутствовали в его снах и затерялись в памяти.