– Я до последнего не верил, что ты пройдешь по пути мертвых, – сказал Грайс. – А вот Инжен ничуть не сомневался, и мама тоже.
Я робко подняла глаза на Мариону. Ее задумчивый взгляд был устремлен в никуда. Мысленно мать Итана была где-то далеко.
Сделав несколько глотков чая, я почувствовала, как ко мне возвращается энергия, по телу побежало приятное тепло, в голове стало проясняться.
– Вы спросили, что сказал мне илион, – обратилась я к Марионе. – Вы знали, что мы встретимся? Знали, что я приду?
– Да, – сказала она. – Я знала. Мы с Шустом постарались сделать так, чтобы ты прошла Блеклым путем.
Ее слова прозвучали сухо, но в глазах промелькнуло что-то, напоминающее чувство вины. Я поежилась, ощущая себя неуютно. Не знала, как правильно отнестись к ее словам.
– Это было сделано нарочно, и я сознавала риск, – продолжала она, прервав мою попытку задать вопрос. – Я понимаю, что ты рисковала частью своей души и все равно сделала это. Прежде всего я думала о том, что Шуст посвятит тебя в детали и приняв решение, ты будешь ясно представлять, на что соглашаешься. Это не отвратило тебя, а значит, я поступила правильно.
Я продолжала удивленно смотреть на нее, до конца не понимая собственные чувства.
– Зачем вам нужно было, чтобы я прошла этим путем? – сделав еще один глоток, спросила я. – Вы хотели, чтобы илион встретил меня. Зачем? Расскажите сначала. Я хочу знать абсолютно все.
Мариона вздохнула и встала из-за стола. Дети проводили ее печальными взглядами. Я заметила в их глазах любовь и бесконечную преданность матери. Сердце дрогнуло от сожаления, что Итан не имел такой крепкой семьи. Словно услышав мои мысли, Мариона заговорила:
– Много лет назад я встретила человека. Точнее, мага. Он был силен, красив и добр. Я была молода, романтична и немного наивна. Конечно, я влюбилась. И он тоже. Его звали Маркус, и он принадлежал к одной из древнейших семей Алададриэна, такой же могущественной, как и моя. Но вместе нам быть не позволили. Он был обручен с раннего детства. О связи нашей никто, кроме семей, не знал. Родители, и его и мои, тщательно скрывали этот факт, уничтожая любую малейшую вероятность раскрытия этого позора. Отец Маркуса боялся, что об этом узнает семья девушки, которая должна была стать женой его сына. Маркус бунтовал, я сбегала из дома. Но нас неизбежно ловили, а потом вынудили Маркуса жениться, угрожая утратой моего благополучия и благополучия всей моей семьи.
Я слушала этот печальный рассказ с замиранием сердца. Дети Марионы притихли, наверняка уже зная его от начала до конца.
– Спустя некоторое время, – продолжала она, возвращаясь за стол, – я узнала, что беременна. Замуж выходить отказалась, рожала одна. Мои родители, пусть свет Аунедиса будет им благословением, полностью поддержали меня. Не отвернулись, не прокляли. Просто увезли, позволив выносить и родить Итаниэля в тишине и покое, подальше от осуждающих взглядов. Откуда он взялся, кто его отец, почти никто не знает, даже он сам.
Я бросила на Мариону осуждающий взгляд, понимая, насколько это было жестоко по отношению к Итану.
– Я не горжусь этим, Этель, поверь мне. В те годы я совершила немало ошибок. Видеть сына было тяжело, но это не значит, что я не любила его или… не люблю. Люблю и даже очень. Но в то время мне казалось, что я способна задушить его этой любовью, которая была все сильнее еще и из-за тоски по его отцу. Я все больше отдалялась, закрывалась, уходя в работу. Это было неправильно. Совершенно неверно. Однако чем больше я отдалялась, тем тяжелее было сделать шаг обратно к сыну. Так мы и жили…
– Почему вы не рассказали ему об этом? Почему продолжаете прятать свою любовь? – спросила я.
– Она не прячет! – взвилась Иледия. – Мама делает все, чтобы спасти Итана, несмотря на то, что он натворил!
– Не нужно так яростно заступаться за маму, – сказала я. – Я не нападаю на нее, просто хочу понять.
Мариона благодарно улыбнулась дочери и погладила ее по руке. Этот жест был таким теплым, Иледия тут же успокоилась.
– Мне понадобилось слишком много времени, чтобы понять, как я ошибалась. Многим людям тяжело признавать свои ошибки, Этель. Тяжело делать шаг, просить прощения, пытаться искупить свою вину. В том, что произошло с моим сыном, а потом и с нашим миром, есть моя вина.