Полутона

Меган опустила плечи и будто постарела разом. В теплых карих глазах появились усталость и обреченность – трезвое отражение взгляда Ингер Хансен.

– Когда мы познакомились… я не знала, кто он такой. Узнала случайно, из списков Трибунала. Но Хьелль клялся мне, что подавил свою полубезумную магическую природу, что поставил контроль во главу угла, что никогда в жизни не поддавался ярости.

– Берсерки всегда так говорят, – сухо отозвался Ник.

– Хьелль не берсерк.

– Ульфхеднар. Да, я знаю.

– Тогда ты должен знать, что ульфхеднары гораздо лучше справляются со своей яростью. Куда лучше берсерков контролируют ее. – Меган шумно вытолкнула воздух через ноздри. – Я поверила его словам, потому что убедилась в них сама. За все то время, что мы были вместе, Хьелль никогда на меня даже не накричал. Он словно заморозил свою ярость, приручил ее. И он… не такой, как другие. Хьелль был одним из немногих в своей общине, кто хотел жить по правилам. Он покинул Ульф Хьедин, чтобы стать полноправным гражданином Ирландии. Конечно, родня отговаривала его, но Хьелль их не послушал. Он получил личностные татуировки, что для него значило попасть под постоянный контроль Трибунала. Но он сделал это, потому что мечтал однажды узаконить наши отношения. Хьелль верил в силу закона…

А тот в лице Ника его подвел.

Но Ник не мог ошибиться. Тогда дар следопыта, никогда прежде его не подводивший, был при нем. И След вел прямиком к Хьеллю. Могли ли его подставить? Могла ли ярость ульфхеднара просто быть ответом на вторжение вооруженного незнакомца в его дом?

Ник мазнул рукой по лицу. Опасные, ядовитые мысли. Но хуже всего то, что правды ему уже никогда не узнать. И с этими мыслями ему отныне жить.

– Мы скрывали наши отношения несколько лет, – обняв себя за плечи, тихо сказала Меган. – Это было унизительно для Хьелля, я знаю. Одно дело – скрывать меня от своей родни, а другое… Таиться здесь, в моем доме, словно я стыдилась его. Но он понимал, что иначе мне не построить карьеру в Департаменте, и понимал, как это важно для меня. А потом эти убийства… Ты все разрушил. Ты разрушил мою жизнь, из-за тебя – из-за тебя! – я потеряла своего ребенка. Нашего ребенка. Все, что оставалось у меня от Хьелля…

Ник молчал, ошеломленный. Но Меган, в отличие от него, было что сказать. Опустив руки, она всем телом развернулась к нему.

– Я хотела видеть, как ты страдаешь. Поначалу я хотела просто тебя убить. Поверь, это было бы несложно. Но потом поняла: за то, что ты сделал, просто закончить твою жизнь вот так, по щелчку, будет недостаточно. Разрушить твою жизнь так, как ты разрушил мою, и заставить тебя мучиться этим осознанием – вот что мне было нужно. Ради этого проклятия я отдала все.

– Сначала ты уничтожила мой дар, а потом вошла во вкус и стерла меня из памяти людей…

– Не вошла во вкус, – жестко бросила Меган. – Таков и был план. Я хотела, чтобы ты навеки остался всеми забытым, вечно скитался по свету одиночкой без права на любовь и семью. А когда ты окончательно возненавидел бы собственную жизнь…

– Убил бы себя сам? – усмехнулся Ник, холодея. – А твои руки при этом остались бы незапятнанными…

– В отличие от твоих. – Меган покачала головой. – Не буду скрывать, в какой-то момент ненавидеть тебя стало нелегко. Я не могла не видеть, как отчаянно ты защищаешь невинных – даже после того, как прахом пошла твоя собственная жизнь. Но я не могла не помнить, что ты лишил меня жениха и моего неродившегося ребенка.

Ледяное молчание, стеной вставшее между ними, кололо виски.

– И что же ты сделаешь, Ник? – прошептала Меган, глядя на него широко раскрытыми глазами. Глядя с каким-то звериным отчаянием, с диковатой решимостью человека, которому нечего терять. – Давай, уничтожь то немногое, что у меня осталось. Если ты убьешь меня, проклятие потеряет свою силу.

– За последние недели жизнь очень отчетливо показала мне, что мир не делится на черное и белое. Что между ними столько полутонов… Мы, люди – буквально каждый из нас, – состоим и из тьмы, и из света. Они смешиваются в нас, переплетаются… они и создают нас такими, какие мы есть. Ты хотела разрушить мою жизнь и довести меня до самоубийства… И все же это не умаляет твоих заслуг. Не отменяет то, что ты спасла множество судеб. И то, что я во имя эгоистичной цели неоднократно преступал закон, который сам же и олицетворяю, не значит, что я готов убить ради собственного спасения. Границы есть у всего. Так что нет, я не убью тебя. Смерти ты не заслужила.

– Раз уж наша беседа приобрела философский оттенок… – На губах Меган играла усмешка, но обращенный на него взгляд был пропитан горечью. – Говорят, жизнь – великий дар. Но, скажи, так ли это? Я позволила тебе жить, так скажи мне, ты счастлив? Потеряв все, стоя на краю пропасти, когда позади тебя – лишь разруха и пепел… Ты счастлив, что по-прежнему жив?