Кошечка заглянула в гардеробную и попыталась рассмотреть, что происходит внутри. В свете напольного фонаря она увидела большую, прочно сплетенную квадратную корзину, такую, в какие обычно укладывают трупы. Корзина качалась из стороны в сторону.
— Ситисабуро-сан?
— Вынь меня отсюда!
Кошечка поставила древко-подсвечник на пол и распутала соломенный шнур, привязывавший крышку к корзине. Накамура Ситисабуро лежал в плетеном гробу, скрючившись, как цыпленок в яйце. Его руки были стянуты на запястьях мягким синим шелковым шнуром с пышными кистями на концах. Узлы были затянуты умело и красиво.
Кошечка развязала узлы и помогла актеру вылезти из корзины.
— Они спрашивали вас обо мне? — Кошечка сняла шляпу и головную повязку, чтобы Ситисабуро увидел ее лицо. — Они пытали вас, чтобы узнать, где я?
Ситисабуро уставился на нее так, словно она была привидением, потом поискал взглядом за спиной ночной гостьи обычно сопровождавших ее слуг старой Кувшинной Рожи.
— Вы появились неожиданно, как пони из винной бутылки, милашка Кошечка… Простите… Ваша светлость… Кинумэ-сан.
Ситисабуро озадаченно поскреб пальцем щетину на бритой передней части головы. Кто эта молодая красавица — куртизанка Кошечка или дворянка Золотая Слива, побочная дочь покойного князя Асано? Сложные правила подобающего поведения можно было выполнять, только если все остается на своих местах. Кошечка самым неподобающим образом сменила свое место и создала путаницу в мыслях актера.
— Почему вы надели это?.. — Тут и Ситисабуро не хватило слов. — Это?.. — он показал веером на ее поношенные куртку и штаны из конопляной ткани.
— Князь Кира пытался отравить меня, поэтому я убежала из Ёсивары. Значит, это не его слуги связали вас? Они не приходили сюда искать меня?
Ситисабуро всплеснул своими пухлыми руками и засмеялся в восторге от того, что в жизни ему встретилась драма не хуже тех, которые представляют на сцене, а может, даже и интереснее.
— Это мой новый ученик, ничтожный и негодный мальчишка, начал учить меня искусству «вылезания из корзины», но, видно, ушел мять тюфяк вместе с Итикавой, — сердито объяснил актер. — У каждого из них ум провалился в пах, как только они в первый раз коснулись друг друга руками.
Ситисабуро поправил ворот одежды и безуспешно попытался связать растрепавшиеся смазанные маслом волосы в прежний пучок. Потом он сел, скрестив ноги, и собрал подол своего широчайшего халата из черного шелка вокруг толстых икр и квадратных ступней. Косой вырез горловины этого наряда открывал выемку между основаниями больших сосков на жирной груди. На халате раки цвета хурмы лезли к горлу актера по металлическим нитям, изображающим серебряные волны.
От усилий, затраченных на попытки выбраться из корзины, толстые щеки актера стали ярко-пунцовыми. Это был мягкий по характеру и со всеми вежливый изнеженный толстячок, низенький и с глазами навыкате, как у кузнечика, совсем не похожий на отважных и решительных молодых влюбленных, которых он играл на сцене.
— Мы собираемся использовать этот трюк, — он показал на корзину, — в следующей пьесе. Мой уважаемый собрат Саката говорит, что ремесло актера как сума нищего: оно должно вбирать все.
— Это не тот Саката, который говорит, что актер должен уметь даже воровать кошельки?
— Да, он, — улыбнулся Ситисабуро. Потом актер налил две чашки чая из чайника, кипевшего на жаровне, подал одну из них Кошечке и сам сделал по-светски маленький глоток из второй. — Мы должны постоянно искать новые пути просвещения черни из открытых рядов, — сказал он и додумал: «И черни из галерей для знати тоже», но не произнес этого вслух.
Комната для одевания у Ситисабуро выглядела уютно. Одна из ее стен была целиком заставлена низкими, покрытыми потрескавшимся лаком полками, в которые были встроены ящички — простые и выдвижные. Грубо оштукатуренные стены цвета сепии украшали афиши, напоминавшие о прошлых триумфах мастера сцены. Костюмы персонажей пьес свисали с поцарапанных лакированных вешалок. В углах были свалены в кучу еще не распакованные последние подарки, которые Ситисабуро получил от своих поклонников. Маленький деревянный фонарь, стоявший на
Кошечка вдруг совершенно обессилела. Голос Ситисабуро стал гулким и доносился откуда-то издалека. Словно актер находился в другой комнате и говорил с кем-то другим. Словно он говорил с тем другим о ком-то другом. Кошечка встряхнулась. Ее грудь зачесалась под тугой