— Но так ведь красивее.
— Конечно, конечно. Но я хочу, чтобы ты меня выслушала. Ты меня слушаешь?
— Да.
— Я приехал в ваш город, чтобы повидать Джима Харкера. — Он наклонился к ней и отчетливо повторил это имя: — Джима Харкера.
— Ну и что?
— Ты ведь его помнишь?
— Никогда о нем не слышала прежде.
— Подумай!
Она нахмурилась, густые брови почти сошлись, напоминая двух изготовившихся к схватке пушистых зверьков.
— Когда мне, в конце концов, прекратят приказывать, чтобы я думала! Я думаю. Думать ведь просто. Трудно, наоборот, не думать. Я и так все время думаю, но я не могу думать о Джиме Харкере, если я о нем никогда не слышала. Думай, как же. Разбежалась!
Крохотное это слово полностью разрушило ее творческое настроение, убило веселье. Она отвернулась от стены и принялась стирать бумажной салфеткой грязь с ладоней. Закончив, она смяла салфетку в комок и швырнула на пол со вздохом горечи и отчаяния — ее попытка сделать мир красивее не удалась.
Помрачневший бармен вышел из-за стойки и подошел к их столику. Можно было подумать, что сейчас он сделает ей выговор за беспорядок. Но вместо этого он сказал:
— Только что звонила миссис Брустер, интересовалась, нет ли тебя здесь.
На лице Хуаниты мгновенно появилось выражение полнейшего равнодушия — верный признак того, что ей любопытно:
— И что ты ей сказал?
— Я сказал, что приму ее просьбу во внимание и, если только ты появишься, обязательно попрошу позвонить ей. О чем я тебе и сообщаю.
— Спасибо, — сказала Хуанита, не двигаясь с места.
— Ты собираешься звонить?
— Чтобы она пошла и настучала моей мамаше? Я что, дура, по-твоему?
— Тебе лучше ей позвонить, — упрямо твердил бармен. — Она в «Веладе».