Раскрытие скрытого за завесой для сведущих в тайнах сердец

– О брат, какова цель твоих превратных поступков?

Он ответил:

– Добиться того, чтобы люди для меня не существовали.

– Людей много, – сказал я, – тебе всей жизни не хватит, чтобы упразднить всех людей; не лучше ли себя сделать несуществующим в глазах людей и тем самым избежать всех этих превратностей? Некоторые из тех, чьи мысли заняты людьми, воображают, что и люди заняты ими. Если хочешь, чтобы на тебя никто не смотрел, – не смотри на самого себя. Поскольку все твои беды проистекают от взирания на самого себя, какое тебе дело до других?

Если больной, которому предписана умеренность, потакает своему аппетиту, он – глупец.

Другие применяют метод порицания из соображений аскезы: они хотят заслужить презрение, чтобы смирить себя, и их величайшая отрада – увидеть себя жалкими и униженными.

У Ибрахима ибн Адхама спросили:

– Вы когда-нибудь были полностью удовольствованы?

Он ответил:

– Да, дважды. Как-то я плыл на корабле, где никто не знал меня. Я был одет в обычную одежду, у меня были длинные волосы, облик мой был таков, что надо мной потешался весь корабль. Среди всех был один шутник, который то и дело подходил ко мне, дергал за волосы, вырывал их и дерзко третировал меня выходками подобного рода. Именно тогда я ощутил полное довольство и радовался своему наряду. Моя радость достигла высшей точки в тот день, когда шутник поднялся со своего места и изобразил меня в виде распутной девки. Второй случай был такой: я вошёл в селение под проливным дождём, мой заплатанный плащ промок до нитки, я сильно продрог. Я пошёл в мечеть, но меня не впустили. То же самое повторилось ещё в трёх мечетях, где я искал приюта. Я отчаялся и, чувствуя, что, замерзаю, зашёл в баню. Своё платье я повесил прямо у печки. Здесь было дымно, моя одежда и лицо закоптились. Это меня полностью удовольствовало.

Как-то мне, Али ибн Усману аль-Джуллаби, довелось столкнуться с серьёзным затруднением. Я совершил немало поклонений в надежде, что ситуация прояснится, но этого не случилось, тогда я отправился к могиле Абу Язида, что помогло мне в предыдущем затруднительном случае, и оставался там около трёх месяцев, каждый день совершая три омовения и тридцать очищений в надежде, что моё затруднение разрешится. Однако этого не произошло. Тогда я отправился в Хорасан. В Хорасане ближе к вечеру я оказался в селении, где была ханака, в ней жили подвизающиеся на суфийском пути. Я был одет в рубище своего братства (муракка"а-и хишан), как предписано сунной[51], но из обычных принадлежностей суфия (алат-и ахль-и расм) у меня с собой ничего не было, за искпючением посоха и меха для воды (раква).

В глазах обитателей ханаки, которые не знали меня, я выглядел весьма сомнительно. Оглядев меня, они зашептали: «Этот парень – не из наших».

Это была правда: я не был из их числа и просто хотел переночевать. Они отвели мне место для сна на кровле, а сами поднялись на другую кровлю надо мной, оставив мне позеленевшую краюшку сухого хлеба. Потянув носом, я ощутил запах блюд, которыми они угощались. Всё это время они вслух насмехались надо мной. Закончив еду, они стали бросать в меня сверху дынными корками, тем самым выказывая своё довольство собой и пренебрежение ко мне. Я промолвил в своём сердце: «Господи Боже, если бы на них не было одеяния Твоих друзей, я не вынес бы этого».

И чем больше они глумились надо мной, тем радостней становилось у меня на сердце.

Это испытание явилось для меня средством избавления от затруднения, о котором я упоминал. Благодаря этому я понял, почему шейхи всегда дозволяли глупцам оставаться возле себя для беседы и по какой причине они терпели их назойливость.

Глава 7

Об имамах из числа сподвижников

1. Халиф Абу Бакр, правдивый (ас‑Сиддик)

Суфийские шейхи ставят его во главе тех, кто ведёт созерцательную жизнь (мушахадат), – на основании тех немногих историй и высказываний, которые он оставил; Умара же ставят во главу тех, кто стремится к чистоте (муджахадат), – из-за его строгости и усердия в поклонении. Среди подлинных речений записано, о чём хорошо известно учёным, что когда Абу Бакр молился ночью, он читал Коран тихим голосом, а Умар – громко. Посланник спросил Абу Бакра, почему он так делает. Тот ответил:

– Тот, с кем я собеседую, услышит.