практическом применении и как к corpus mysticum разумных существ в нем, поскольку
свободная воля их при моральных законах обладает полным систематическим единством
как с самим собой, так и со свободой всякого другого.
Итак, ответ на первый из двух вопросов чистого разума, касающихся практического
интереса, таков: делай то, благодаря чему ты становишься достойным быть счастливым.
Второй же вопрос состоит в следующем: если мое поведение таково, что я не недостоин
блаженства, то смею ли я надеяться быть благодаря этому причастным блаженству? Для
ответа на этот вопрос важно знать, обязательно ли принципы чистого разума, a priori предписывающие закон, связывают и эту надежду с нравственным законом.
Я поэтому утверждаю, что, подобно тому как моральные принципы, согласно разуму в его
практическом применении, необходимы, точно так же, согласно разуму в его
теоретическом применении, необходимо допускать, что всякий имеет основание надеяться
на блаженство в той мере, в какой он сделал себя достойным его своим поведением, и, следовательно, система нравственности неразрывно связана с системой блаженства, однако
лишь в идее чистого разума.
В умопостигаемом, т. е. моральном, мире, в понятии которого мы отвлекаемся от всех
препятствий для нравственности (от склонностей), можно мыслить такую систему
связанного с моральностью соразмерного блаженства как необходимую, ибо свобода, отчасти движимая нравственными законами, отчасти ограничиваемая [ими], сама была бы
причиной всеобщего блаженства, следовательно, разумные существа, ведомые такими
принципами, сами были бы творцами своего собственного и вместе с тем чужого прочного
благополучия. Однако эта система вознаграждающей себя самое моральности есть только
идея, осуществление которой зависит от того, будет ли каждый выполнять то, что ему