и загробная жизнь суть два допущения, неотделимые, согласно принципам чистого разума, от обязанностей, налагаемых на нас этим же разумом.
Нравственность сама по себе образует систему, но нельзя сказать того же о блаженстве, если только оно не распределяется в точном соответствии с моральностью. Но такое
соответствие возможно только в умопостигаемом мире при мудром творце и правителе.
Разум вынужден или допустить такого творца вместе с жизнью в таком мире, который мы
должны считать загробным, или же рассматривать моральные законы как пустые выдумки, так как необходимое последствие их, связываемое с ними тем же разумом, должно было бы
отпасть без указанного выше допущения. Поэтому всякий рассматривает моральные
законы как заповеди, чем они не могли бы быть, если бы не связывали со своими правилами
a priori соответствующие им следствия и, следовательно, не содержали обетования и
угрозы. Но это было бы невозможно, если бы они не основывались на необходимой
сущности как высшем благе, которое единственно может установить такое целесообразное
единство.
Глава 22
Мир, поскольку мы обращаем в нем внимание лишь на разумные существа и их связь между
собой согласно моральным законам под правлением высшего блага, Лейбниц называл
царством милосердия и отличал его от царства природы, в котором эти существа, правда, подчинены моральным законам, но ожидают от своего поведения последствий, сообразных
лишь с естественным -ходом вещей в нашем чувственно воспринимаемом мире.
Следовательно, идея, согласно которой мы считаем себя принадлежащими к царству
милосердия, где нас ожидает всякое блаженство, если только мы сами не ограничиваем
свою долю тем, что недостойны быть счастливыми, есть практически необходимая идея
разума.
ebooksa