воображении и может представлять только случайные, а не объективные связи.
Но скептические заблуждения этого вообще-то чрезвычайно проницательного философа
возникли преимущественно из недостатка, общего у него со всеми догматиками, а именно
из того, что он не делал систематического обозрения всех видов синтеза, производимого
рассудком a priori. Ибо тогда он нашел бы, например (других упоминать не будем), основоположение о постоянности как такое, которое, подобно основоположению о
причинности, антиципирует опыт. Тогда он мог бы начертить определенные границы также
и a priori расширяющемуся рассудку, и чистому разуму. Между тем он только суживает наш
рассудок, не определяя его границ, и вызывает недоверие ко всему, не давая определенного
знания о неизбежном для нас неведении; он подвергает цензуре некоторые
основоположения рассудка, не подвергая критическому разбору все способности рассудка, и, отказывая ему в том, чего он действительно не может выполнить, Юм заходит слишком
далеко и оспаривает у него всякую способность расширяться a priori, хотя он и не дает
оценки всей этой способности рассудка; поэтому с ним случается то, что губит всякий
скептицизм, а именно его взгляды сами подвергаются сомнению, так как его возражения
основаны только на случайных фактах, а не на принципах, которые могли бы неизбежно
привести к отказу от права на догматические утверждения.
Так как Юм не делает также различия между обоснованными требованиями рассудка и
диалектическими притязаниями разума, против которых главным образом направлены его
нападки, то разум, характерные порывы которого ничуть не были при этом нарушены, а
только встретили препятствие, чувствует, что путь для его расширения не закрыт и что его
никогда нельзя заставить полностью отказаться от своих попыток, хотя его то тут, то там
ebooksa