разума имеют ту особенность, что, хотя те, кто считает реальными некоторые идеи, никогда
не обладают таким знанием, чтобы установить достоверность этого положения, в такой же
мере, с другой стороны, и противник его не в состоянии обосновать противоположное
утверждение. Это равенство участи человеческого разума не благоприятствует в
спекулятивном знании ни одной из сторон, и потому здесь находится настоящая арена
нескончаемых споров. Но впоследствии мы узнаем, что в отношении практического
применения разум имеет право допускать нечто такое, над чем он не властен в сфере чистой
спекуляции без достаточных оснований для доказательства, так как все такие допущения
вредят совершенству спекуляции, до которого, однако, практическому интересу нет
никакого дела. Итак, в сфере практики у разума есть владения, законность которых он не
должен, да и не мог бы доказывать. Следовательно, доказывать должен противник. Но так
как противник, желающий доказать несуществование подвергнутого сомнению предмета, знает о нем так же мало, как и тот, кто настаивает на действительности этого предмета, то
в выгодном положении оказывается здесь тот, кто утверждает нечто как практически
необходимое предположение (melior est conditio possidentis). Действительно, он вправе, как
бы в целях необходимой самообороны, применять для защиты своего доброго дела те же
средства, что и противник, а именно прибегать к гипотезам, которые служат не для
усиления доказательств, а только для того, чтобы показать, что противник слишком мало
знает о предмете спора, чтобы тешиться превосходством своего спекулятивного знания над
нашим.
Следовательно, в сфере чистого разума гипотезы допустимы только как военное оружие не