Гром гремит дважды,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ну, раз уж ты в консерватории, то принимаешь её правила.

— Ты это о чём?

Вместо ответа Зиан начал декламировать. Красиво, с выражением, как отличник у школьной доски:

— Справедливое небо,

Ты закон преступило!

Почему весь народ мой

Ты повергло в смятенье?[1]

Я заткнул уши, но это, разумеется, не помогло. Тогда я пополз в тот угол, где в прошлый раз нашёл ведро. Оно и сейчас оказалось там же. Я развязал штаны.

— Эй, Зиан! — крикнул я, устроившись на ведре. — Вот что я думаю о твоей поэзии.

Зиан несколько секунд послушал издаваемые мной звуки, потом рассмеялся и продолжил читать стихи. Я закатил глаза, сидя на ведре.

Зиана вывели спустя какое-то время. Открылась и моя дверь.

— Живой? — спросил воспитатель с пластиковым кувшином в руках.

Я молча смотрел на него от дальней стены.

— Пить, наверное, хочется?

Я молча отвернулся. «Пить хочется» — это было слишком слабо сказано. Я был в шаге от смерти от обезвоживания.

— Подойди, попроси, — уговаривал воспитатель. — А ещё у меня есть таблетка. Будешь хорошим мальчиком — она тебе достанется. Никто не узнает.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Это тебе зачем? — удивился воспитатель.

— Чтобы назвать имя директору школы. Он будет рад узнать, как ты предлагаешь ученикам таблетки, которых у тебя вообще быть не должно.

— Ах ты, сучонок!