Гром гремит дважды,

22
18
20
22
24
26
28
30

Лей. Гром. Пусть первый раскат для кого-то прозвучал лишь отдалённой угрозой, но… Но гром прогремит дважды. Столько, сколько потребуется. Хоть миллион раз.

Всё повторялось снова и снова, я был обречён умирать и возрождаться ради этой бесконечной борьбы. Никакой смерти. Мне запрещено умирать.

Дракон. Боль. Жар. Бред. Игла, глоток воды — и снова всё по кругу.

— Хватит с него, — услышал я голос директора из темноты. — Бросьте в карцер, пусть оклемается. А когда выйдет — он будет шёлковым. Здесь наша работа закончена.

— Хватит. Не знаю, почему, но на него не действует препарат. Мне очень жаль, Лей… Избавьтесь от него. Сделайте это быстро.

Воспитатели тащили меня куда-то, а я смотрел вниз, на плывущий рисунок досок пола, и дышал. Не можешь ничего сделать — дыши. Просто, твою мать, дыши! Это важно.

— Дай я ему битой врежу.

— Давай. И кончаем урода.

Гудок приближающегося поезда. Удар по голове.

-Конечная! — хохотнул воспитатель, и меня швырнули в темноту консерватории. — Сладких снов, герой.

— Ладно, мусор. Отдыхай!

Выстрел, удар в грудь и долгое, долгое падение. А рядом парит жёлтый дракон. Дух, который избрал меня для того, чтобы уничтожить.

* * *

Наконец-то покой. Я долго лежал на полу, дышал и смотрел широко раскрытыми глазами в темноту. В венах таял яд, которым меня накачали. Он уходил, продолжая колоть меня изнутри мириадами мельчайших иголок.

— Твари, — прошептал я первое своё слово после того, как за мной закрылась дверь.

— О, ты живой? — обрадовался голос справа. — Слава богу, я уж думал, трупак. Меня когда кинули — ты лежал. Я тут уже сутки, а ты — ни звука. Неправильно как-то, брат. Это консерватория, здесь полагается петь песни.

Голос я не узнал. Какой-то парень из десятков учеников проклятой всеми богами школы Цюань.

— И что ты мне сделаешь, если я поведу себя не так, как полагается? — спросил я.

Парень помолчал, потом примирительно заметил:

— Чего ты начинаешь? Я просто болтаю. Правду про тебя говорят, псих ненормальный.

— Про меня хотя бы говорят. А вот о тебе я ничего не слышал.