Переполох во дворце грянул до потолка. Немедленно позвали лучших врачей. Черкасов был отпущен, но не ушел. Дежурил при графе, полный готовности помочь, но не способный сгорстить мыслей: что предпринять.
Не меняя позы − руки сцеплены за спиной, − он стоял у стены, затянутой кремовым штофом, и смотрел на снующих с тазами воды и льда слуг, на проходивших мимо озабоченных врачей, с ужасом осознавая, что причиной слома графа является он. На него ровным счетом никто не обращал внимания: ни многочисленные съехавшиеся друзья, ни родственники, ни слуги. Ему, безумно уставшему от бесконечно изнуряющей дороги, казалось, точно его не замечают с умыслом, и это наводняло Андрея Сергеевича особым страхом.
«Господи, да почему же на меня никто не обратит внимания?! Господа, что же это значит? Господа!» − кричало внутри Черкасова, но он лишь крепче сжимал губы, оставаясь внешне спокойным и сдержанным.
За окном уж темнело, а посетители все прибывали. Говорили мало, а если и роняли слова, то страшные и черные, будто комья земли на гроб.
«Не иначе умирает канцлер», «летальный исход, господа, похоже не доживет до утра…», «…вот ведь, довели-с старика до “ручки”». Из оцепенения Черкасова вывел приглушенный знакомый баритон:
− Ба, Андрей Сергеевич, наше вам, сто лет, сто зим. С возвращением, голубчик, − Булдаков Михаил Матвеевич, весьма озабоченный случившимся, пожал руку капитану. −Теперь вся надежда на Господа. Спаси и сохрани его, Отец Небесный.
− Ваше превосходительство… это из-за меня, ох ты, Боже мой, всё из-за меня, − сбивчиво начал объяснять Черкасов; отчаяние изводило его, но первенствующий директор Российско-Американской Компании мягко оборвал его:
− Полноте, голубчик, грешить на себя. До вас постарались. Есть «благодетели» в нашем Отечестве… Имя им −легион. − Помолчал, глядя в покрасневшие глаза офицера, и по-французски тихо-тихо добавил: − Самый опасный враг − это бывший друг, капитан. А знаете, кто им был у графа?
Черкасов нервно дернул кадыком и повел отрицательно угольной бровью.
− Государь, голубчик, угу… он самый.
Сказав это, Булдаков крепко взял под локоть ошалевшего Андрея Сергеевича и не спеша направился вместе с ним к выходу.
Часть 4. Мадридский гонец
Глава 1
Душный полдень лениво растекался яичным желтком по склону отклокотавшего вулкана, у подножия которого пестрел красно-желтыми куполами и крышами цветущий, древний, как мир Мехико106.
В апрельский день тысяча восемьсот четырнадцатого года окрестности города нежила тишь, мягко тронутая мерной перекличкой колоколов, атласно повитая бризом.
Дома, с чинными крутобокими черепичными кровлями, затканные плющом и розами, дремали в тенистых садах, где струился и замирал сиреневый дрожащий сумрак; местами слышалась мирная колотьба кузнеца, гортанное завывание торговцев и серебряные переборы андалузских гитар.
На северной окраине города, там, где терялась благопристойность улиц и площадей, где начинались ковры табачных плантаций и жаркий пурпур виноградных садов, вековал постоялый двор Антонио Муньоса под незатейливой вывеской «Золотой початок». Это название с легкой руки подарил развалюхе священник, приглашенный Антонио к открытию. Рука падре оказалась не такой уж и легкой: 110 реалов107 перекочевали из тощего кошелька Муньоса в туго набитый кошелек святого отца, посулившего бурное процветание.
Урожая звонких монет постоялый двор Антонио так и не дождался. Определение «золотой» похоронилось за давностью и никчемностью, а вот название «Початок» крепко-накрепко прикипело к самому хозяину, смахивавшему своим тучным видом не то на перебравший солнца маисовый початок, не то на переспелую грушу.
На внутренний двор − патио, где бродили индюшки и куры и до одури заливался петух, подкованной ромом походкой вышел драгунский офицер. У него было уставшее, если не сказать более, изможденное лицо закаленного солдата, видевшего смерть во всех ее проявлениях и познавшего ее отвратительный вкус, солдата, умевшего настигать врага после многочасового преследования и умело уклоняться от опасности. Пожмурившись от яркого света, он потянулся упругим телом, напоминая кугуара108. Драгун по-хозяйски прошелся через патио. Повертев головой, он сплюнул в сердцах и гаркнул:
− Тереза, где ты? Тереза!.. Опять улизнула… − гремя саблей и шпорами, распинывая зазевавшуюся птицу, он еще раз пропылил двор. «Всю душу истерзала! − Капитан Луис де Аргуэлло с хрустом, зло откусил макушку сигары. − Неужели всё зря? Неужели я противен?! − задрав голову, он пристально посмотрел в бездонную синь небес и перекрестился: − Иисус, услышь и помоги мне!»