Один из гамбусино131, что повыше, стремительно скакнул вперед и без размаха, снизу, насадил на кулак живот пресвитера; другим ударом он подцепил подбородок. Голова священника кукольно болтнулась в сторону, зубы ляскнули, камилавка132 закружилась опавшим листом, по-девичьи стыдливо обнажив розовую тонзуру. Осиротевший крест ловко подхватила рука краснокожего. Индеец махом всадил его в череп ошеломленного сержанта. Тот стоял еще мгновение с торчащим, как рог во лбу, крестом. Агат зрачков взорвался ядрами в его глазах; не издав и стона, он рухнул, сшибая с ног краснокожего старика, молодой и смазливый, разбросанный и немой.
Конвой не хотел верить глазам. Секунду казалось − время замерло; противостояние задрожало на незримых весах, когда отчаянным ором взвихрился клич повстанцев, ринувшихся на смерть. Громадный негр, путаясь в цепях, разом вскочил на помост. Вырванный из рук палача меч вспорол ослепительным вензелем небо − толпа откликнулась истошью…
Бритая голова слетела с окутанных в багряную епанчу плеч и кувыркнулась с разверстым ртом. А на ее месте торчало что-то пугающее, жуткое… И в этом хлещущем, сыром и алом гремел повстанческий вызов. Был он и в корчащихся в агонии изрубленных телах, и в ужасе несметной толпы, и в небесах, и в солнце; верилось, что вызову этому суждено вскоре затопить всё и всюду.
Запоздалый залп конвоиров охлестнул кандальников, но безумства пресечь не смог, резня взялась сцепная. Хлынул народ кто куда. Затрещали фургоны и кости упавших…
Вспугнутый жеребец майора взвился на дыбы.
− Мигель! Фернандо! К черту из этого ада!
Умело справляясь с иноходцем, Диего указал перчаткой в сторону одной из улиц, отходящих от площади. Хлысты телохранителей жгуче защелкали, загуляли по спинам бегущих, расчищая дорогу своему господину. А от католического собора, где некогда в небо устремлялись ступени зиккурата ацтеков Теокальи, уже бежали солдаты. Двести королевских стрелков с подсумками, набитыми свинцом.
Четверть часа спустя подсумки были пусты. Желтые кивера испанской короны встали бивуаком под бронзовым навесом копыт боевого коня Карла IV. В ту ночь не слышалось перезвона гитар, не слышалось плясок и смеха. Угрюмая, она не ласкала взор алмазной россыпью звезд.
Глава 5
Стремнина людского водоворота отнесла отряд андалузца на два квартала от цели − дворца вице-королей. Из толчеи они вырвались, как гончие после лютой травли. Затекшие в стременах ноги корежила судорожь −сказывалась недельная скачка от Веракруса133. Стомленные кони пряли ушами, то и дело с вялой рысцы переходя на тяжелую ступь. Голодные и изнуканные, они раз за разом упрямо тянулись к цветникам, скусывая на ходу изумрудную зелень.
Четверка всадников нырнула в узь проулка. Глухие, без окон стены, обитые пышным покровом вездесущего хмеля, дышали хладом. Прихотливая улочка сделала очередной поворот, когда на путников сломя голову наскочил запыхавшийся малый. Пестрая жилетка на миг замерла, дрогнув плечами; черные сливы глаз забегали по молчаливой преграде.
− Эй, у тебя знакомая рожа, толстяк. Похоже, я тебя знаю? − великан Фернандо подмигнул взъерошенному гамбусино.
− Возможно. Меня здесь всякая собака знает, − беглец пырнул недоверчивым взглядом испанцев.
− Чтоб мне провалиться, дон! Кто перед нами! Это же та потная груша, что звенела цепями на эшафоте, −привстав в стременах, воскликнул Алонсо Гонсалес, младший из братьев. Его широкая, в грубых мозолях ладонь легла на реату134. − Прикажете стреножить его, сеньор?
Майор скупым жестом осек слугу.
− Кто ты, как твое имя? − строгость и глубина карих глаз парализовали мексиканца. Он что-то беспомощно промычал, робко вытирая пухлые щеки и лоб.
− Этот чикано молчит, ваша светлость. И молчание говорит против него.
Терпение Алонсо сгорало быстрее пороха. Толстяк, колыхнув грузным животом, напрягся и выпалил:
− Ну, ну! Прошу без оскорблений! Ведь я могу и ответить.
− Ну, так ответь. − Глаза майора улыбались.
ebooksa