Уездный город С***

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вроде как вы давеча? — хитро блеснула на него глазами вещевичка.

— Или вы, — легко вернул шпильку мужчина. — Но я не про рукоприкладство, это ведь самый дурной и негодный способ, который не решает таких вопросов. Мне, например, сложно поверить, что Михельсон столько лет не хватало язвительности и остроумия, чтобы окоротить его. Машков, Федорин, да и остальные — мужчины не робкого десятка, не могут же они всерьёз бояться этого хлыща! Есть множество совершенно законных и достаточно мирных способов вытравить из в основном очень дружного отдела такую вот подлую душонку. А его словно бы опасаются тронуть, как будто он в некоем привилегированном положении, и мне совершенно неясно, отчего всё обстоит именно так.

— Не знаю, — медленно протянула Брамс. — Я как-то прежде не задумывалась об этом… Да я, признаться, раньше и в Департаменте бывала от силы раз в седмицу, и то в основном охранный контур проверить! Даже странно, что дядюшка смягчился и всё же решил дать мне шанс. А то до этого я всего несколько раз на место преступления выезжала, и то только на кражи, если там охранный контур имелся вот вроде здешнего. Даже не поверила в первый момент, что меня действительно как настоящего следователя до службы допустили. Так разволновалась… Я вам, наверное, такой глупой тогда показалась, да? — с лёгкой грустью и смущением проговорила она. — Просто испугалась, что вы теперь откажетесь, потому что я женщина. Так обидно сделалось…

— Неправда, — с тёплой улыбкой отозвался Титов, стараясь отвлечься от уколов совести: уж он-то точно знал причины проблемы и ощущал неловкость от необходимости промолчать по этому поводу. — Вы были очень милы, непосредственны и очаровательны. Хотя, признаться, воспринимать вас всерьёз я начал не сразу, и за это во многом стоит благодарить ту выходку с дрыном.

— А сейчас воспринимаете? — недоверчиво покосилась девушка.

— Вы даже не представляете насколько, — с немного нервным смешком ответил он.

Брамс, конечно, намёка и двусмысленности в сказанном не уловила, лишь удовлетворённо кивнула и улыбнулась. Дальше продолжать разговор не стали — как раз добрались до гаража Департамента.

В здании Охранки, куда сыскари направились первым делом, их постигла неудача: полицейские буквально уткнулись в запертую дверь, Боброва не оказалось на месте. Расспрашивать, куда уехал, не стали, удовлетворившись ответом «сегодня не будет», и с сожалением отправились дальше. Наверное, можно было обсудить интересующий вопрос с кем-то ещё, ведь не один лишь начальник Охранки в курсе, но Титов предпочёл подождать: подходящего лица он не знал, а опрашивать всех встречных было глупо и даже опасно — мало ли кто подвернётся!

Всю дорогу поручик старался и не мог сосредоточиться на насущном. Фантазия его, подстёгнутая видением в двадцать третьей комнате, не на шутку разошлась, связывая в один большой узел Валентинова, слова язычника с острова про русалок и прочие странности последних дней вплоть до необычной умбры с места вчерашнего нападения. Уж не является ли последняя следами какой-нибудь сказочной нечисти? Нечто среднее между человеком, животным и вещью…

Хуже того, навязчиво лезли в голову и прежние жизненные впечатления, свои и чужие. Не сказки из детства; обрывки историй, откровенных баек и даже стихотворений некоторых современных поэтов — «блудницу с острыми жемчужными зубами» и другие накрепко засевшие в памяти пронзительно-жутковатые строки.

Натан сердился на себя, напоминал, что так недалеко и до повторного визита к профессору Лопуху, только уже в совершенно ином качестве, однако избавиться от этих мыслей не получалось. И поручик решил прибегнуть к единственному верному средству, отвлечь себя разговором, а потому обратился к спутнице:

— Аэлита Львовна, а расскажите пока про «Взлёт».

— Тридцать лет назад это была маленькая мануфактура, велосипеды делали. Да они их и сейчас потихоньку продолжают изготавливать, но, конечно, главное там самолёты, которыми они ещё до Великой войны занялись. Не сами, разумеется, а с государева повеления. Ну и вот… Занимаются поныне. У них отличные инженеры, есть весьма крепкие и сильные теоретики, так что очень много патентов, многие из которых закрытые.

— Это как?

— Ну, секретные. По аэродинамике, по конструкциям двигателей, даже по металлургии, по-моему, имеются. А вообще я не знаю, что о нём можно рассказать. Ну завод и завод. Большой, солидный, важный. С десяток корпусов, в основном новые, могут сами сделать решительно всё — они и льют, и штампуют, и точат, и дерево обрабатывают, всё больше фанеру, и даже гальваника у них есть промышленная.

— А с охраной как?

— Очень строго, — Брамс недовольно наморщила нос. — На проходной проверяют досконально, с собой ничего нельзя, и вообще словно в тюрьме. Я потому окончательно передумала там работать.

— Занятно, — растерянно хмыкнул Натан.

Насколько всё на самом деле строго, поручик понял сразу, стоило выбраться из машины у небольшого двухэтажного здания из красного кирпича, прерывавшего своим фасадом забор.

Дорога, образуя здесь квадратную площадку, ныряла под ворота слева от строения, сейчас запертые. Ограда внушала уважение, даже трепет — высокая, глухая, с железными рогатинами поверху, между которыми были частой сетью протянуты ряды колючей проволоки — густой, злющей. Забор от прочего окружения отделяла широкая полоса выкошенной травы, обеспечивая отличный обзор охране на вышках. Титов не стал приглядываться, но готов был поручиться, что охрана эта не просто вооружена, здесь не удивили бы и пулемёты. Тут и там на заборе алели крупные буквы предостерегающих надписей — «Стой! Стреляют!»