В наступившей тишине раздался звук, будто в очень маленькой мышиной норке скрипнула очень маленькая дверь: не сдержавшись, хихикнула судебная стенографистка.
И что мне теперь делать?.. Боевой настрой иссяк, словно его и не было, я вдруг поймала себя на мысли, что хочу спросить верховного судью: "Можно мне теперь домой, ваша честь?" Будто какая-нибудь первоклашка.
Но судью я, похоже, больше не интересовала. Зато интересовала гвардейца, который преградил мне дорогу:
— Вы пойдете со мной.
Мог бы просто взять за шкирку и утащить. Даже жаль, что не потащил: ноги вдруг стали ватные, навалилась усталость, а мы все идем и идем, как в прошлый раз, с Люути. Когда они кончатся — эти коридоры и лестницы?!
И снова — дверь по охраной гвардейцев. Здесь уже несколько, вооружены до зубов. Где это мы?..
За дверью оказался светлый — никаких мрачных панелей — просторный кабинет: шкафы набиты книгами, карта мира на стене — не декоративное украшение, украшения так булавками не утыкивают. На противоположной стене — ландрийский флаг. Под флагом — письменный стол, за столом — человек.
Некоторое время меня словно не было в комнате. Наконец человек оторвался от бумаг и удостоил меня взглядом.
Если бы в комнате был маг-мыслечтец, он бы решил, что я не в себе.
— Так вот он какой — новый Канцлер, — подумала я. А потом:
— Как же я соскучилась…
Никто ведь не предупреждал, что Канцлер так похож на отца.
Очень медленно и очень аккуратно я сделала самый почтительный книксен, на который была способна с дрожащими руками и ногами.
Несколько мгновений он внимательно смотрел на меня, потом встал, обошел стол, присел на краешек и снова уставился. Точь-в-точь так разглядывал меня отец, прежде чем следовала реплика:
— И что означает этот неуд по поведению, дорогая моя?
"
Такой же высокий и худощавый, с таким же крупным носом, глубокими носогубными складками, твердым упрямым подбородком — мне он достался по наследству, рыжевато-русые волосы тронуты сединой, но она почти не заметна.
Мелькнула глупая мысль: "А что, если родственник?.." Нет. Таких зеленовато-карих, почти кошачьих глаз у отца в роду точно не было. У них у всех были серые.
— Напрасно вы не послушались ворона, барышня Ронда, — сказал Канцлер.
Я приоткрыла рот и захлопнула его. Ладно, ему доложили о том, что брякнула чертова птица. Пока что ничего противозаконного.