— Да, я верю, что Гортензия невиновна, — отчеканила я недрогнувшим голосом.
— У вас пять минут, — буркнул судья.
А вот этого в тринадцатом томе не было. Всего пять?! Гортензия в такой прострации, что ее за пятьдесят минут расшевелить бы. Давай, Авла, соберись! Иначе пропадете обе.
— Привет! — я оперлась о загородку, которая окружала скамью подсудимых. — Эй, привет! Ты меня помнишь?
Гортензия подняла на меня красные, опухшие от слез глаза и несколько мгновений бессмысленно моргала.
— Детектив, — побормотала она, когда я уже начала беспокоиться. — охотница за тайнами.
— Верно! — и очень своевременно, хоть и звучит бредово. Но это можно использовать.
— Меня интересует загадка: почему ты опаздывала вчера на работу?
— Близнецы заболели, — она вяло дернула плечом.
— И что из-за этого ты не сделала дома?
— Я ничего дурного не сделала, — пробормотала Гортензия.
Боги, как же ее запугали. Или вообще обработали магически? Если да, то наше дело плохо. Лучше буду думать, что нет. Сменю-ка я тактику.
— Дура!!!
Даже гвардейцы вздрогнули. Гортензия уставилась на меня изумленно.
— Дура! Тебя казнят за то, за что в лучшем случае увольняют! Давай, не говори никому, что ты делала на рабочем месте! Что делают только дешевые вульгарные дуры, и то — исключительно дома, а ты — прямо у правителя под носом, да? Никому не говори, какой ерундой занималась, пусть тебя за нее повесят! Дура законченная!
— Я красилась! Красилась! Простите меня…
Гортензия всплеснула руками и свалилась со скамейки, с грохотом утащив за собой весь металлолом, к которому была прикована.
— Это — ее единственная вина, ваша честь! — объявила я, повернувшись к судье. Тот посмотрел на меня абсолютно пустым взглядом:
— И как это объясняет тот факт, что она единственная, кто выжил в результате покушения?
— Ваша честь! А вы пробовали красить ресницы перед малюсеньким зеркальцем и дышать при этом?