Гайдзин

– Интересно. Однако, прошу прощения, у меня здесь нет свободного места, Хинодэ, – ответила женщина с чрезмерной добротой. – Приходите завтра. Я поспрашиваю, возможно, кто-нибудь из моих подруг сможет вас принять.

– Прошу прощения, пожалуйста, могу я просить вас изменить свое решение, – сказала она, уверенная, что завтра ее не пропустят под тем или иным предлогом. – Вы лучше всех и, как никто, достойны доверия. – Она сжала зубы и, моля богов, чтобы сведения оказались правильными, тихо добавила: – Даже сиси знают об этом.

Кровь отхлынула от лица мамы-сан, хотя выражение его не изменилось.

– Вы и ваш возлюбленный бежали, и теперь он оставил вас? – спокойно спросила она.

– Нет, госпожа.

– Значит, он умер.

– Да, госпожа.

– У вас есть ребенок или дети, что из двух?

– Сын.

Пожилая женщина вздохнула:

– Сын. Он с вами?

– Он с семьей его отца.

– Сколько ему лет?

– Год и три месяца.

Мэйкин послала за чаем, и они стали пить его молча. Гёкко вся дрожала внутри, боясь, что зашла слишком далеко со своей угрозой, уверенная, что мама-сан гадает сейчас, откуда у нее эти сведения и каким образом она, чужая здесь – что само по себе представляло большую опасность, – смогла их раздобыть. И не была ли она шпионкой сёгуната. «Если бы я была шпионкой, – рассудила Гёкко, – я, конечно, не упомянула бы о сиси, только ни в первой же беседе».

После долгого молчания мама-сан заговорила:

– Вы не можете оставаться здесь, Хинодэ, но у меня есть сестра, которая содержит прекрасный дом на соседней улице. Я представлю вас ей, но этому есть своя цена.

– Прежде всего позвольте мне смиренно поблагодарить вас за вашу помощь.

– Во-первых, вы поклянетесь изгнать из головы дурные мысли. Навсегда.

– Клянусь своей жизнью.