Гайдзин

– Эй, там, боцман!

Седеющий моряк совсем запыхался к тому времени, когда подбежал достаточно близко к окну.

– Наилучшие пожелания от капитана Марлоу, сэр, – выдохнул он, ловя ртом воздух, – не изволите ли вы и… и ваша леди, пожалуйста, подняться к нему на борт.

Струан издал радостный вопль. Он тут же послал за А Со, приказал ей разбудить и быстро одеть Анжелику. Потом, понизив голос, сказал:

– Слушай, Чэнь, и не прерывай меня, а то я сейчас как петарда… – И отдал распоряжения, что упаковать, и что приказать А Со упаковать, и как доставить сундуки на «Гарцующее облако» на закате. – Мисси и я будем ужинать на клипере, и вы с А Со тоже останетесь там и вернетесь в Гонконг вместе с нами…

Чэнь был вне себя от радости.

– Гонконг! Ай-й-йа, тайпа…

– …И вы оба будете держать рот на запоре туже, чем мушиный зад, или я попрошу Чэня Благородного Дома вычеркнуть ваши имена из семейной книги.

Он увидел, как лицо Чэня посерело. Раньше он никогда не прибегал к этой угрозе. Семейная книга была для каждого китайского мужчины его связью с бессмертием, с предками из мистического прошлого и с далекими потомками, когда он сам будет считаться древним предком, и еще дальше. Где бы ни родился китаец, его имя заносили в родословные списки его деревни. Без этого он не существовал.

– Да, господин. Но как быть с А Ток?

– Я сам разберусь с ней. Приведи ее.

Чэнь направился к двери. А Ток стояла за ней. Он в страхе бежал. Она вступила в комнату. Струан сказал, что принял решение: она отправится за ними на следующем корабле, и точка.

– О ко, сын мой, – ответила она медоточивым голосом. – Что ты решаешь для своей старой матери – это совсем не то, что твоя старая мать считает наилучшим для себя и своего сына. Мы поедем домой. Мы будем молчать. Ни один вонючий чужеродный дьявол не узнает. Разумеется, всех цивилизованных людей заинтересует этот замысел. Мы отправимся домой все вместе. Ты берешь свою шлюху с собой? – Она спокойно вынесла бурю негодования и угроз никогда в жизни больше не произносить этого слова или пенять на себя. – Ай-й-йа, – пробормотала она, уходя, и слова ее постепенно замирали в отдалении, – твоя старая мать не станет больше называть эту шлюху твоей шлюхой, но, все боги мне свидетели, если не шлюхой, то как мне ее тогда называть, ведь шлюха она и есть. Или мой сын рехнулся?..

Когда он увидел Анжелику, его гнев улетучился.

– Вот это да!

Она была в костюме для верховой езды: сапожки, длинная юбка, туго перехваченная в талии, амазонка, шейный платок, поверх всего накидка, шляпка с зеленым пером, перчатки, но без хлыста.

– Я подумала, дорогой, что это лучше всего подходит для морской прогулки, – сказала она с лучезарной улыбкой.

– Добро пожаловать на борт. – Марлоу стоял у конца трапа, великолепный в своем мундире.

Прежде чем вступить на палубу, Малкольм неуклюже ухватился левой рукой за ванты, передав трости Анжелике, и церемонно приподнял свой цилиндр.

– Разрешение ступить на борт?