Гайдзин

– Одному Богу известно, будет ли это действительно законно, но в уставе флота я не могу найти ничего, что говорило бы об обратном или о том, что этого нельзя делать; нет никаких оговорок относительно возраста вступающих в брак, указывается лишь, что оба они должны официально, при свидетелях, заявить о добровольности своего решения и подписать аффидевит, который заносится мною в судовой журнал. Как только мы попадем на берег, разразится гром проклятий или поздравлений, и вам, возможно, придется… возможно, будет разумно пройти еще и через церковный обряд – обе Церкви и так поднимут сумасшедший крик, узнав о наших с вами усилиях.

Анжелика уловила в его голосе тень сомнения.

– Но, Джон, тут ведь нет ничего недозволенного, правда? Малкольм рассказывал мне о противодействии, а что до отца Лео… – Ее носик сморщился от отвращения. – У вас не будет неприятностей, нет?

– Никаких абсолютно, адмирал дал разрешение, – ответил Марлоу с бо́льшим благодушием, чем испытывал на самом деле. – Довольно разговоров, пью за ваше здоровье и за будущее потомство!

Анжелика тоже поднесла бокал к губам, но Струан остановил ее:

– Извини, дорогая, пить за свое здоровье приносит несчастье, это просто старое поверье, и на кораблях Королевского флота все тосты пьются сидя.

– О, простите. – Она зацепила рукавом бокал, он задел другой, и раздался чистый высокий звон. Тут же Марлоу и Струан протянули руки и заглушили его.

– Извини, дорогая, – пояснил Малкольм, – это еще одно старое морское суеверие. Если звону бокала дать замереть самому по себе, где-то в мире утонет моряк.

– О! – Свет на ее лице потух. – Как жаль, что я не знала, столько раз в прошлом…

– Ни о чем не беспокойтесь, – быстро проговорил Марлоу. – Если вы не знали, то тогда и суеверие не срабатывает. Правильно, Малкольм?

– Да, вы снова правы. Я хочу предложить тост, Анжелика. За Джона Марлоу, капитана Королевского флота, джентльмена и лучшего друга, какой у нас есть!

Маленькая каюта наполнилась оживленными голосами и смехом, а потом Ллойд объявил, что на палубе все готово. Поцелуй напоследок, такой нежный, и вот они поднялись наверх и встали там, рука в руке, готовые идти до конца.

Фрегат встал против ветра; его паруса и реи подрагивали. Все свободные от вахты члены команды построились, наглаженные и начищенные по случаю, лицом к полуюту, где Анжелика и Малкольм предстали перед капитаном. По обе стороны от Марлоу занял место почетный караул из двух морских пехотинцев. Капитан открыл Устав флота на нужной странице и дал знак горнисту, который проиграл построение. Боцман дунул в свою дудку, и вся команда встала по стойке смирно.

– Мы собрались здесь как свидетели венчания этих двух людей перед лицом Господа…

Они не замечали качания палубы, не замечали ветра, все чаще налетавшего сильными порывами. На горизонте собрались дождевые облака, пока еще не угрожавшие им, но потенциально опасные. Небо над ними было все еще чистым, и Марлоу на мгновение задумался, не была ли такая погода предзнаменованием. «Пока что тревожиться не о чем», – подумал он. Церемония закончилась быстро и показалась им всем на удивление короткой, а для Струана была почти как внезапно наступившее похмелье. Он воспользовался золотой печаткой со своего мизинца в качестве обручального кольца. Перстень был слишком велик ей, но она крепко прижала его, глядя на него и не веря своим глазам.

– Я объявляю вас отныне мужем и женой.

Они поцеловались под троекратное «гип-гип-ура!», и Марлоу выкрикнул:

– Срастить грота-брас! – приказ, означавший раздачу чарки рома всей команде, что вызвало новый взрыв восторга.

– Миссис Струан, позвольте мне быть первым, кто поздравит вас.

Анжелика страстно обхватила его руками за шею, на ее щеках блестели слезы радости.