Отец отшатнулся и провалился в ночь.
— Все это было классной имитацией, ложная Оля, — продолжала Катрин, снова обращаясь к девочке. — Так что — спасибо тебе. Если бы не ты, я бы до сих пор варилась в своем прошлом. Но ты помогла мне разобраться.
Сестра уставилась на нее ненавидящим взглядом. Еще одно отличие — настоящая Оля так на нее никогда не смотрела.
— Думаешь, сможешь так просто избавиться от меня?
— Смогу, — сказала Катрин, и произнесла фразу, прочитанную в тетради Максима, не дословно, но искренне: — Я простила тебя, я простила себя, и теперь моя душа чиста, нет в ней ничего от злого духа. Так есть и будет, амен!
Кожа сестры-самозванки покрылась пузырями, будто облитая кислотой, монстр отшатнулся, схватил лицо руками и закричал. Голос его был как скрип по стеклу. Катрин зажмурилась, а когда открыла глаза вновь, во тьме проглядывался парящий силуэт, как в утреннем сне.
— Я тебя помню, — сказала взволнованная девушка. Она все еще не могла отдышаться и прийти в себя после встречи с призраками. Ей хотелось поделиться с греком восторгом от победы, но ее останавливала мысль, что тот не оценит. — Ты приходил, когда я впервые увидела кошмар с самозваной сестрой. Я еще спросила в ту ночь, как тебя зовут — Гипнос или Онир… Это был ты, так ведь?
— Может, и я, — сказал обнаженный грек. — Может, и не я.
— К чему эти интриги… Постой-ка. Ты и есть тот «бледный мужик-извращенец», который являлся Стефану? Ты гипсовый… а Стефан решил, что мертвецки бледный. Все верно? — Катрин испытала торжество от собственной догадки, хотя она, собственно, не несла ей ни малейшей практической пользы.
— Может, верно. А может — ложно, — проронил тот.
От его манеры ведения беседы у Катрин началась изжога. Первым ее порывом было отвернуться и делать вид, что грека тоже не существует, как она время от времени пыталась проделывать с Раулем, когда тот становился особенно навязчив. Такими темпами через десяток лет вокруг нее соберется целая свита призраков, которых она игнорирует с разной степенью успешности.
Ей вспомнилось, как псевдо-Оля тут же тушевалась, стоило сменить страх на злую усмешку.
— Что ты заладил. Ломаешься, как девочка. Я думала, из нас двоих девочка — я.
Грек снисходительно развел руками, глядя на Катрин, как на разбуянившегося ребенка. Девушка пристыдилась.
— Мы — Хаос, имя нам — неопределенность. Поэтому мы не можем отвечать тебе однозначно.
— Кто это — «мы»? Тут есть кто-то еще, кого я не вижу?
— «Мы» — это я и ты.
— Ваша братия любит пудрить людям мозг, — проворчала Катрин, сама не зная, кого подразумевает под «братией».
— Я пришел, чтобы удостовериться, что ты отказываешься от нашего подарка сознательно, а не сгоряча.
Катрин опять чуть не сорвалась — ее подмывало вылить на неизвестное существо ушат ругани, втолковать ему, что такой подарок она в гробу видала, и что ему следует полистать каталог с косметикой, если он в следующий раз захочет ей что-нибудь подарить. Но она сдержалась.