Никта

— Я лишь хочу помочь направить твое действие в нужное русло…

— Оно уже в потоке вселенной, летит по волнам судьбы, и сама карма дует ему в парус попутным ветром! — провозгласил Оникс и добавил, уже мягче: — Все будет хорошо, Мари. Перемены всегда немного пугают. Но я тебе обещаю, что они — к лучшему.

Больше всего на свете Мари хотела объясниться так, чтобы Оникс отказался от своей идеи и заставил свои скульптуры снова стать глиняными истуканами, которые не бегают, не летают, не пожирают людей. И в то же время она боялась, что если попытается продолжить разговор, Оникс разуверится в ее преданности.

Она прокляла тот час, в который не позволила мужу разбить все статуи. Теперь Мари поняла, почему он хотел это сделать, и пришла в отчаяние.

— Я знаю, что в конце концов ты сделаешь все, как надо, — сказала она. — Хочу уберечь тебя от некоторых ошибок. Вот и все.

— Мари, Мари!

Оникс приобнял ее за плечи, и Мари испугалась, что он снова плотски возжелал ее; мысль об этом была страшнее, чем образ статуи с безголовым телом. К счастью, их телесный контакт длился не более двух секунд, после чего Оникс мгновенно забыл о ней, схватил пальто и убежал на улицу. Он теперь частенько уходил из дома и пропадал по многу часов. Мари скучала по старому доброму Ониксу, которого всегда можно было найти на том месте, где она оставила его.

Катрин

— Как? Вы же говорили, что худшее позади, — проговорила Катрин дрожащим голосом. На ее лбу проступил пот, а рука, держащая мобильник, онемела.

— Мы сделали такой вывод на основании клинической картины. Но, видимо, мы ошибались. Простите.

Катрин нажала «отбой». Еще одно сбывшееся желание, которому следовало оставаться непроизнесенным даже в мыслях. Она так сильно не хотела ухаживать за больным мужем, что небеса услышали ее и услужливо сделали вдовой. Она не могла более ни о чем думать, и сделала единственное, на что у нее хватало сил — легла на кровать гостиничного номера лицом вниз, и пролежала так четверть часа.

— Как ты дышишь в такой позе? — спросил ее мужской голос.

— Заткнись, привидение! Как ты надоел! Я хочу побыть одна!

— Разве я привидение?

Катрин поднялась с постели, готовая швырнуть в призрака первым попавшимся предметом, которым оказался диктофон Максима; но говорившим действительно оказался не Рауль.

Перед ней зависла, будто полулежа на невидимом облаке, ожившая греческая статуя во всей своей бесстыдной наготе, которой не помогал шлем с крылышками по бокам. Зачем здесь этот грек? Не предвещает ли его появление новый виток кошмара?

Дз-з-з-з-з-з!!!

Это виброзвонок. Катрин вскочила с постели и схватила мобильник. На экране — незнакомый номер. Вокруг нее — все та же гостиничная комната: бледно-зеленые обои в ромбик, тумба с брошенной на нее курткой, рядом сумка.

— Алло?

Звонил доктор, чтобы рассказать о скоропостижной кончине Максима. Это она уже слышала.

— Я знаю, — ответила она. Видимо, недостаточно убитым горем голосом, раз доктор рьяно принялся ее утешать, в отличие от предыдущего раза. Определенно, он решил, что у жены пациента шок от столь ужасного известия. Катрин еле убедила доктора, что ей не нужна помощь.