Никта

— Если речь о монстре в обличье моей сестры, то запихните его обратно в ящик Пандоры, замкните десятью замками и бросьте в Марианскую впадину. Этот подарок оказался так себе, вы уж простите за прямолинейность.

— Что ж, мы еще подумаем, как с тобой быть.

— Хотите судить меня за то, что ваш подарок оказался плох?

— Мы подумаем, чем заменить старый дар. Мы не оставляем тех, кто нам нравится, невознагражденными.

— Можете оставить мне видение других призраков, которые нормальные. Если вы понимаете, о чем я.

— Хорошо, пусть пока будет так.

Статуя пошевелила ноздрями своего греческого носа, будто принюхиваясь.

— Энтропия возрастает, — сказал пришелец настороженно.

— И в чем вы ее измеряете, в градусах по Цельсию? — ляпнула Катрин, неожиданно осознав, что находится не во тьме и не в лесу на пригорке, а в сырой пещере, куда проникает соленый морской воздух.

— Если так пахнет энтропия, она мне нравится, — пробормотала она.

И тут в нос ударил густой запах пряностей, словно Катрин зашла в индийскую лавку и нырнула лицом прямо в лоток с оранжево-красным песком, как бишь его название? Куркума, карри… Или кориандр? Как вообще выглядит молотый кориандр, и размалывают ли его в песок? И почему в названиях всех специй, как и в ее имени, есть буквы «К» и «Р»? Или это потому, что ей на ум идут только эти, а в мире есть туча пряностей, в чьих названиях преобладают, например, буквы «Щ» и «Ю»?

Катрин шумно чихнула, поспешно прикрыв рот и нос рукой. Ее рука тоже пахла чем-то, что словами уже было не выразить, не ассоциировать… Как здорово придумано со зрением: есть у красного цвета название, и скажешь кому-нибудь — «красный», тот сразу и поймет, о чем речь… Яблоко красное, кровь красная, роза красная, помидоры на ветке, что в теплице у тети Светы, тоже красные… По-разному красные, но все равно же всем понятно! И человеку, который никогда помидора не видел, так же легко его описать — шарообразный, красный, размером с ее детский кулак… Почему бы не придумать цвета для запахов? Аромат яблока нельзя назвать красным, потому что его запах совсем не похож на запах крови или розы… А может ли она быть уверена, что «красный» для нее — это то же самое, что «красный» для грека перед ней? Может, его внутриглазные палочки и колбочки работают как-то иначе, они же каменные… или гипсовые, или глиняные, и красный для него — что для нее желтый? Красный — опять «К» и «Р»!

— Теперь ты понимаешь, как пахнет энтропия? — спросил грек, когда Катрин пришла в себя.

— Ага. Буквами «К» и «Р».

— Вот именно, — грек назидательно поднял вверх указательный палец.

— То есть — ничем. Чем угодно. С тем же успехом я могла сказать, что от нее несет трактором «Беларусь». Это каша в голове с потоком ассоциаций.

— Трактор — не слишком ли примитивно для такого поэтического явления?

— Когда тебя пытаются свести с ума, уже не до поэтики, — сказала Катрин. — Ну все, я пошла отсюда. Куда делись мои кеды? Почему я босая? Ногам в вашей дыре холодно.

И она бодро потопала мимо грека к выходу из пещеры. Кажется, он не заметил ее страха.

— Катерина! — окликнул ее грек, когда она была уже почти у выхода.