Можете отозвать своего детектива: он никчемен, потому что я заметил его на второй день слежки.
Я не лишен моральных качеств, поэтому испытал некоторые сожаления, увидев вас у себя на пороге. Мое чувство будущего говорит мне, что со дня на день вы отойдете в мир иной, так что расскажу вам все, как есть. Не хочу, чтобы вы страдали на смертном одре от неразгаданной загадки.
Я действительно жил четыре года под именем Рауля и по его документам. По одной причине, которую не буду вам раскрывать, я потерял память. Единственное, что было в тот момент у меня на руках — это паспорт вашего сына, Р.Р… Так что я ошибочно решил, что меня самого зовут Рауль, и паспорт — мой. Со временем память вернулась, но было уже поздно что-то менять.
Если вам интересно, как я заполучил паспорт, ответ прост: я вытащил его из кармана Рауля, когда закапывал его тело. Я убил его. Мне надо было кого-то убить, а ваш сын был тем, чья смерть вообще никак не повлияет на наш мир — ни детей, ни интересов, ни перспектив. Я узнал это, лишь взглянув на его лицо.
Но я совершил ошибку. Я думал, что отправляю на ту сторону недостойного. Из этого заблуждения я лишил жизни еще нескольких грешников, но тем самым оказал им огромную честь. Мир мертвых — это идеальное место, куда лучше нашей с вами реальности. Поэтому я планирую отправиться туда сам, во плоти, взяв с собой моих приближенных — тех, кто заслужил этого перехода. Вы, видимо, тоже из числа достойных, раз я предвидел вашу близкую смерть.
Что касается парня — я видел на днях его призрак. Что-то держит Рауля в мире живых. Уж не потребность ли в вашем внимании, которое вы при жизни сына так и не соизволили ему уделить?»
Сразу после получения этого письма месье Рено бросил свои дела, сел в свой «рено» и ударил по газам. Возможно, ему удалось бы добраться в тот день до полицейского участка, если бы не призрак на заднем сидении. Глаза месье округлились, когда он увидел отражение сына в зеркале.
— Отец? Ты меня видишь?! Наконец-то! — было последним, что он услышал. Пьер Рено обернулся и через несколько мгновений его автомобиль впечатался в грузовую фуру. Он сгорел вместе с письмом-уликой.
В лечебнице хоть кормили бесплатно.
Катрин поняла преступников, стремящихся вернуться в тюрьму сразу после отсидки. В клетке тошно, а снаружи с голоду помрешь. В карманах ее не было ни гроша, а впереди неопределенной датой маячил суд. Лечебница подавала на нее иск, признав, что Катрин действительно имитировала суицид, а значит, теперь должна возместить расходы на ее содержание и лечение, плюс штраф в придачу.
Еще одним пунктом в список сожалений был внесен отказ от помощи Стефана. Катрин была уверена, что сможет выбраться и без его помощи, потому и отказалась… чтобы не быть ему должной. Лучше бы она была должной этому человеку, чем суду.
На месте кафе «Максим» оказалась парикмахерская «Рояль». Катрин не могла даже придумать, что делать в такой ситуации, не то что воплотить план в жизнь. Имеет ли она право куда-то жаловаться? Скорее всего, их заведение было вычеркнуто из жизни города, и восстановлению не подлежало. Владелец мертв, единственная наследница на тот момент считалась недееспособной, и все дела как-то решились без ее участия. Может, первое время со счета Максима стабильно списывались денежки за аренду, потом счет опустел, и пришли разбираться люди в серых костюмчиках… разобрались и порешили: юрлицо закрыть, помещение с инвентарем — на продажу.
Надо подать какое-то прошение, так же нельзя, она же должна была хоть что-то унаследовать, как законная супруга… Но не было сил.
Французский март был жарким, плюс двадцать по цельсию и выше; такой температурой в Энске могло похвастаться разве что лето с конца июня и до середины августа. Но, ночью неумолимо похолодает, а значит, придется искать ночлег… да и перекус не помешал бы.
Катрин села на улице с протянутой рукой, подложив под зад газетку. Клянчить милостыню — какое унижение для человека с высшим образованием! Она знает два языка, кроме родного, и, бесспорно, умна… И как это поможет ей набить желудок прямо сейчас?
Она старалась не поднимать глаз, чтобы даже не пытаться угадать по брошенным в ее сторону взглядам, что думают о ней все эти люди вокруг. Катрин одолевало недоумение — как она могла плескаться в болоте депрессии несколько месяцев назад? Ее старые проблемы были ничтожны; теперь же она — бездомная беременная вдова с долгами, которой приходится побираться на парижских улицах.
Все равно лучше, чем дома с отцом.
Катрин поднялась на ноги и побрела к фургончику, из дверей которого тянулся умопомрачительный запах свежей выпечки. Поданной добрыми людьми мелочи хватало на булочку с изюмом и горячий чай.
— Знаете анекдот? — спросила Катрин у продавца, и тут же осеклась. Анекдот-то был про Чебурашку, француз не поймет, кто это такой.
— Ну?