Никта

Катрин знала об этой его черте, еще когда их бракосочетание было далеко предстоящим, так что винить сейчас было некого, кроме себя самой. Тогда она предпочитала думать, что сможет сгладить такую незначительную черту, тем более, что она была тогда единственным его недостатком. Но сколько еще таких недостатков успело проявиться за последние годы…

Любила ли она его когда-нибудь? Нет, их брак был исключительно логическим решением для невесты. Когда на горизонте в лице Макса появилось средство, способное помочь ей съехать от отца, Катрин поторопилась вцепиться в него, а уже потом начала раздумывать. Совесть ее не мучила: как она подозревала, жених тоже не испытывал ничего похожего на то, что принято называть любовью. Катрин не тешила себя иллюзиями о создании «настоящей семьи», которая закончилась для нее после смерти матери и сестры, и понимала, что самому Максиму нужна как атрибут собственного благополучия. В любом случае, грех жаловаться: ее отец дал бы фору по своей невыносимости и троим Максимам.

Как его, наконец, поставить на место? Ни одна из пар, которые Катрин отсидела на кафедре психологии и педагогики, не предоставила ей знаний, чтобы ответить на этот вопрос. Все попытки превратить монолог Максима в диалог делали только хуже.

Ощущение бессилия становилось для Катрин невыносимым, оно распирало ее изнутри и хотело найти выход, застилая все остальные желания своей хозяйки. Она вдруг поняла, что ненавидит Максима, и чем больше она распалялась, тем более искажалась комната. Сначала потолок пошел пузырями, потом стены разъехались в стороны так. Когда Катрин опомнилась, длине и ширине их комнаты уже позавидовал бы и ангар.

Хотела много места — получила много места.

Катрин испуганно протянула руку к тому месту, где должна была быть кровать — прикрытый китайским одеялом китайский матрас. Рука ничего не нащупала. Вот она, кровать, виднеется в другом конце новой гигантской комнаты. До нее идти минут десять.

Еще несколько шагов и она точно упрется в препятствие, наткнувшись если не на кровать, то на стену. Катрин сделала десяток шагов в сторону кровати. Препятствий не было, а кровать все также находилась на расстоянии сотен метров.

— Эй… есть здесь кто? — проговорила она. Густые стены и потолок поглотили ее голос, как до того поглощали ее шаги, и Катрин не услышала саму себя. — Господи. Господи…

Ее сердце гулко билось в груди, этот стук раздавался внутри нее, порождая бесконечное эхо, и был единственным звуком, что она могла уловить.

Неужели это все? Она сошла с ума, а где-то в реальности ее тело дергается в конвульсиях или тычется носом в стену, ожидая, пока его не погрузят в машину, чтобы доставить в психушку?

В глубине ангара открылся просвет.

— Чего стоишь? В галерею звони, — ворвался голос прямо в ее мозг, минуя уши.

— Видел бы ты то, что вижу я, — сказала Катрин, все так же беззвучно вибрируя связками. — Это ты заслуживаешь кошмара.

— Что?..

Пространство вокруг нее схлопнулось так резко, что Катрин показалось, будто она сейчас задохнется. Она пошатнулась и неуклюже уселась на кровать, переводя дыхание.

— Ну чего с тобой? — спросил Максим. Катрин все еще не могла отдышаться. — Тебе плохо?

— Да.

Вопреки ожиданиям, что муж сейчас решит, что это он довел ее, и повинится перед нею, Максим сказал:

— Ладно, потом им позвонишь, — и уселся за компьютер. Лицо его было невозмутимо. На экране замелькали ровные ряды экселевских ячеек.

— Я тут, вообще-то, задыхаюсь, — проговорила Катрин.