Курган. Часть 1, 2

22
18
20
22
24
26
28
30

— Тут ты прав, Прозор, — согласился Любомысл, — цвет действительно наотличку. Добрый человек не станет на таких мрачных листах что-то хорошее записывать. Но ведь это аласунский маг писал, а у них добро не в по-чё-ёте, — протянул старик. — Дай-ка я вот на этот взгляну — самый верхний… Да, так и есть — это аласунские письмена, только какие-то не такие, — но разобрать, что тут написано, можно. Сейчас попробую прочесть.

Листы пергамента пошли по рукам. Они оказались мягкими и прохладными на ощупь.

— Странно, — заметил Милован, — какие-то они холодные, будто изо льда. Рисунки непонятные…

И Милован, вместе с Борко, стал разглядывать рисунки, что покрывали несколько листов: какие-то странные линии со стрелами; причудливо выписанные значки; нарисованные человеческие руки — с разнообразно изогнутыми пальцами — как бы делающими какие-то знаки.

Меж тем Любомысл склонился над своим листом, и стал медленно, немного запинаясь читать: «О пришедших со звезд».

— Так, — сказал старик, — это заглавие. Даже не знаю, стоит ли читать, может, лучше пусть какой-нибудь знающий волхв займется?

— Хорошо, допустим, отдадим это волхвам, — сказал Прозор. — А аласунский язык они знают? Ты как думаешь? Все равно, что тут написано, кроме тебя, никто не разберет. Читай уж, мудрый старец.

Любомысл опустив глаза на черный лист, повел пальцем по мелким рядам непонятных значков, похожих на запутанную вязь.

— Стой, — остановил его Велислав, и положил руку на пергамент, прикрывая значки. — Знаешь что, Любомысл, ты читай, но смотри: если увидишь, что перед тобой какое-то заклинание колдовское написано, то лучше остановись. Сам знаешь — слова великую силу имеют.

— Хорошо, — согласился Любомысл, — я сначала про себя прочту, а потом уже вам. Никаких заклинаний произносить не буду.

Затем медленно, осторожно разбирая вязь, — чтобы ненароком не сказать что-нибудь не то, он продолжал: «Много столетий назад сошли повелители огненных единорогов со звезд, и было их множество, и не стало спасения ни на земле, ни на островах в океане. И тьма воцарилась над землей.

Воздвигли они города и крепости, возвели храмы, и денно и нощно приносили там кровавые жертвы своим богам. И порождения их наводнили всю землю, и жили они долгие века. Пирамиды — творения их, ибо заставляли они огромные камни возноситься в вышину по желанию их. Стерегли их покой Дикие Псы Смерти».

— Стой-стой, Любомысл… — перебил старика Прозор. — Дай осознать: ничего не понятно! Как это — заставляли камни возноситься? Можешь разъяснить?

— Знаю не больше твоего, — ответил Любомысл, — первый раз слышу, вернее читаю. Про пирамиды слышал, только сам ничего не пойму. Как тут написано, так и говорю. Заклинаний не читаю. Не отвлекай…

«Жестокая их власть над людьми была велика, и все склонились пред их могуществом. Нечестивые жертвы несли они на алтарь своей злобы, и смерть воссела рядом с тронами их.

И тогда боги увидели всю мерзость тех, кто свирепствовал на земле, вняли они мольбам слабых людей. Но и слабость должна быть наказана. В гневе своем наслали боги огонь и бурю на землю. Волны омывали вершины гор. И за один день и одну ночь исчезло царство пришедших со звезд. Вырвали они землю, где поселились пришельцы, и ныне она — за гранью мира. И никто той черты запретной не осмелится пересечь.

Отныне пришедшие со звезд обитают там, и забыли о них люди, оставшиеся после бури. Но не все позабыли знания пришельцев, коим тьмы веков. Говорят, что пришедшие смогут вернуться на землю, когда придет урочный час».

— Хватит уж, Любомысл! — взмолился Прозор. — Ты читаешь, а нам непонятно. Ну их — эти письмена. Давай, ты их какому-нибудь грамотею наедине честь будешь. Пусть он голову ломает, про что тут речь ведется: пришельцы какие-то, опять же — боги. У нас свои боги есть. Верно, Велислав?

Но предводитель на сей раз не поддержал дружинника, он смотрел мимо него, куда-то вдаль. Казалось, Велислав что-то понял из прочитанного Любомыслом, и сейчас в своем уме пытался перевести услышанное на более простой язык.

— Не мешай, Прозор, — досадливо ответил он. — Тут хоть многое и непонятно, но общее-то разобрать можно! Что там дальше, Любомысл?