Зов предков

Предводительница наг подалась вперед, поднимая белое копье и предвкушая опасность. Несколько самых смелых змей последовали за царицей. Шум и потоки обжигающего чешую ветра усилились, становясь поистине невыносимыми, несколько наг зашипели от боли… И вдруг на встречу им из чащи леса хлынула стена огненного пламени, сметающего все на своем пути…

Яркая вспышка и чувство боли… Владимир Волков открыл глаза и пробудился.

Часть 2

Глава 1. Урус

Где-то в Сибири. Ноябрь 1836 г.

С неба падали хлопья пушистого снега. Они опускались на высокие вековечные сосны, в чьих кронах протяжно завывал ветер, на замысловатые юрты, облепляя конусообразные крыши, и на их обитателей, разбивших лагерь посреди сибирской тайги. Это временное поселение принадлежало древнему и таинственному племени Айеши, в чьих жилах текла кровь их прародителей — наг.

Солнце уже давно взошло на небосвод, хотя сейчас, из-за обильно падающих снежинок, увидеть его было не так-то просто, но белый свет, царивший вокруг и отражающийся в летящих хлопьях, свидетельствовал о том, что утро в полном разгаре. Лагерь тоже уже давно пробудился ото сна: женщины племени Айеши принялись за приготовление пищи, из многих юрт потянулся ароматный дымок; дети, крича что-то на родном языке, напоминающем змеиное шипение, забегали туда-сюда, представляя себя настоящими монгольскими воинами, времен расцвета империи; а мужчины — мужчины сгрудились в кучу и что-то увлеченно обсуждали.

А комья снега летели дальше, рассыпаясь по лагерю и опускаясь где придется. Некоторые из них выбрали целью голову странного человека, покорно сидящего на бревне возле догорающего ночного костра, на шее которого отчего-то сжимались деревянные колодки. Снежинки обильно покрывали его длинные спутанные черные волосы, цвета вороньего пера и лишь один белый локон, спадающий на глаза, неестественно выделялся на фоне темной головы. Казалось, что этот локон сотворил сам снег, не захотев таять и оставшись навсегда, хотя конечно это было не так, и белая седая прядь свидетельствовала совсем о другом, о пережитом давно, в глубине Кавказа. Хотя за последний год она стала и длиннее и шире, но и испытаний, выпавших за это время на голову ее обладателя, хватило бы на целую жизнь.

— Эй, Урус! — подойдя к человеку с седой прядью, окликнул один из монголов — плотный, даже слегка толстый воин с круглым лицом, змеиными глазами и реденькими тоненькими усиками, спадающими по лицу, словно у китайского болванчика.

Тот, кого обозвали Урусом, поднял голову. Совсем спокойно на монгола взглянули глаза — серые и холодные, словно шкура волка сибирской зимой.

— Что тебе? — с шипением выговаривая слова древнего языка Айеши, произнес Владимир Волков.

— Пойдешь на охоту с нами, — объявил монгол.

— Зачем это, Джау Кан? — удивился Владимир. — Да и к тому же срок моего наказания еще не истек!

— Кому-то ведь надо нести на своих плечах добычу назад, — произнес Джау Кан. — Это работа не для воинов и охотников, это работа для рабов, таких как ты! — И монгол усмехнулся.

— А мое наказание?

— Считай, что я его отменяю! — С этими словами Джау Кан выхватил саблю и, взмахнув ей, ударил возле шеи Владимира. Наточенный до остроты клинок вонзился в деревянную колодку и разрубил ее пополам, остановившись лишь у самого горла Волкова. Некогда дворянин, а ныне монгольский раб, ощутил на шее холодное лезвие, но не повел и бровью.

Джау Кан усмехнулся этой показной храбрости, а может и безразличию к собственной судьбе русского раба и убрал клинок. Владимир же поднял руки и, освободившись от разрубленной колодки, выкинул ее в догорающее кострище.

— Думаю, что Шинь Си Ди этого не одобрит, — потирая затекшую шею, произнес Волков.

При упоминании имени вождя с лица Джау Кана сошла улыбка.

— Хан прибудет только завтра, — сказал монгол. — А пока за племя отвечаю я, и если я считаю, что мне нужен лишний раб, то я вполне могу отменить его наказание.