Зов предков

— Как скажешь, — пожал плечами Владимир. — Ты же главный… конечно, пока не вернулся твой хан.

Узкие змеиные зрачки Джау Кана, свидетельствующие о его принадлежности к высшей касте племени Айеши, сузились и внимательно посмотрели в холодные глаза Волкова, а затем монгол вдруг рассмеялся:

— Ха-ха, тебе надо было родиться одним из нас, Урус. Умеешь ты жалить собственным языком не хуже наших отцов!

— Я на своей шкуре прочувствовал, как жалят твои отцы, и поверь мне, не так уж они и сильны! — Владимир с вызовом посмотрел на монгола, а затем продолжил, — Я лично лишил жизни не один десяток твоих прародителей и, как видишь, я еще жив. — Волков усмехнулся. — И даже твой хан боится убить меня.

В змеиных глазах монгола промелькнули следы гнева, но он сдержался, считая себя выше русского раба.

— Все же тебе стоит следить за своим поганым языком, Урус, — надменно бросил Джау Кан. — Пусть ты и выбрался из логова отцов живым и даже сумел каким-то непостижимым образом пересилить их яд, но все же не переоценивай собственного значения. Ты всего лишь раб, и однажды терпению хана может настать конец, так что лучше знай свое место, Урус! — Монгол на секунду замолк, вглядываясь в серые и безразличные к его словам глаза Волкова, а затем, скривив лицо, продолжил, — Так или иначе, но через полчаса будь готов, мы отправляемся на охоту!

— Ты знаешь, Джау Кан, что я всегда готов.

— Этим ты мне и нравишься, Урус! — Монгол хохотнул и, развернувшись на месте, уже было собирался отправиться по своим делам, но вдруг все же бросил на прощание, — И старайся ценить тех, кто относится к тебе лучше, чем остальные!

И эти слова являлись чистой правдой, поскольку Джау Кан, наверное, был единственным в племени Айеши, кто хотя-бы не проявлял лютой ненависти к русскому рабу. Остальные же монголы ничуть не смущались своих чувств: женщины шипели, словно змеи, при виде его; дети норовили исподтишка, и впрямую, бросить грязью или снежком; а мужчины, мужчины с презрением смотрели на него, будто на грязное животное или чумного; они отдавали приказы, если им что-то требовалось и не старались вступать в лишние разговоры, а если им все же приходилось это делать, они впадали в бешенство и часто кидались с кулаками. Но Джау Кан оказался другим, он не вел себя с презрением, как остальные воины, он говорил с Волковым не как с рабом, скорее как со слугой, будто барин с крепостным. Что впрочем, отнюдь не льстило потомственному дворянину. Но со времен попадания в Сибирь Владимир уже привык, что его происхождение в этой далекой, зауральской земле, совсем не берется в расчет. Здесь он никто, здесь титул не играет роли: в остроге он был простым каторжником, а здесь еще хуже — здесь он раб! Поэтому, хотя Волков и не признавался себе в этом, но он даже испытывал своего рода благодарность к Джау Кану за его своеобразное отношение. Впрочем, это не помешало Владимиру поклясться, что монгол тоже умрет! Как и его хан — Шинь Си Ди!

Вот кого Волков мечтал убить больше всех на свете! Ненависть к вождю племени Айеши пересилила все остальные чувства, даже желание поквитаться с Рябовым сейчас не казалось таким неистовым. Хотя, коварный граф тоже заслуживал мести Владимира, поскольку именно благодаря его хитрости дворянин и угодил в Сибирь, да при том еще убив близкого друга — Павла Зайцева. Да, Рябов был виновен в этом, но не его рука нажимала на спусковой крючок, это сделала рука Волкова. Именно Владимир спустил курок, хотя и не целил в друга, но хитрец граф сбил прицелы, что, впрочем, ничуть не приуменьшало вины Волкова, как и вины Рябова.

«Ну что ж, когда-нибудь подлец поплатится за свою хитрость, — уверял себя Владимир. — Но сначала нужно отомстить за смерть Мартина и выбраться из Сибири».

А убийцей Мартина де Вильи — близкого друга и наставника с самого раннего детства, был именно хан Шинь Си Ди. Именно его черный искривленный ятаган пронзил сердце пройдохи-испанца в тот самый миг, когда уже раненый Мартин лежал на руках Владимира. Этот поганый монгол мог взять де Вилью живым, как и Волкова, но он предпочел убить его и заполучить лишь одного раба.

«Однажды, сукин сын, мой клинок точно так же пронзит твое сердце! — думал Владимир. — И я буду с наслаждением смотреть в твои змеиные глаза и наблюдать, как жизнь покидает их».

Месть! Не лучший мотиватор, как говорят ученые мужи, но самый сильный и действенный! Тем более, когда у тебя не остается ничего другого, то мысли о мести — это единственный способ выжить и сохранить рассудок, который по ночам посещают видения.

Поначалу Волков и правда думал, что сошел с ума, ведь каждый раз, когда он засыпал, к нему приходили сны о непонятном и чуждом мире, мире, населенном драконами и ящерами: летающими, ползающими, бегающими и прыгающими, но страшнее всех в этом мире были наги — ночные охотники, умные и хитрые, словно люди, но куда опаснее. Со временем Владимир осознал, что эти видения — часть памяти наг, перешедшей к нему вместе с их ядом, каким-то образом, не убившим его и приоткрывшим завесу к их прошлому. Теперь Волков знал, что эти видения, что приходят к нему каждую ночь стоит только закрыть глаза, это образ первозданного мира, мира, где когда-то царствовали эти ползучие твари, мира, которому однажды наступил конец, пришедший в виде небесной кары. Времени разобраться в этом было предостаточно.

Прошел ровно год, как Владимир простым каторжником впервые увидел Сибирь. Потом был острог, побег, найденная в пещере старая карта, принадлежащая покойному тамплиеру, и рискованное предприятие по поиску неведомых сокровищ в древнем, казавшемся мифом таежном городе. Город был найден, но он не ждал искателей приключений с распростертыми объятьями, желая поделиться богатствами. Вместо этого отряд авантюристов встретило монгольское войско, неведомого доселе племени Айеши, уничтожившее почти всю группу еще на подступе к главному храму — величественной Черной пирамиде. Немногие из уцелевших успели прорваться внутрь, в надежде укрыться там — но они ошибались, за что поплатились еще дороже тех, кто пал у подножия храма. В пирамиде оказалось еще страшнее: хитрые, смертоносные ловушки, работающие по сей день и стражи, будто сошедшие со страниц древних индусских преданий — наги — ужасные полулюди-полузмеи. В схватке с этими мерзкими тварями пали почти все остальные выжившие, и лишь троим по какой-то нелепой случайности или по высшему провидению удалось покинуть живыми стены Черной пирамиды. Счастливцы, сказали бы о них поэты и непременно ошиблись бы. Счастье было не долгим, Айеши никуда не делись, они остались у стен древнего храма, на случай, если кому-то все же удастся избежать клыков и когтей наг. На троих выбравшихся напали: первым пал бывалый унтер-офицер Малинин; де Вилья и Волков сражались, как дикие звери, но и их силы были не равны, против сил почти сотни воинов. Мартину тоже не повезло — лучник выпустил смертоносное жало и поразил испанца. Раненного, обессилившего де Вилью, прямо на руках Владимира, добил предводитель монгол — воин в вороненных доспехах — хан Шинь Си Ди. А сам Волков угодил в плен, но лишь только после того, как успел поквитаться с лучником, ранившим друга и наставника, и лишить жизни еще не одного воина. Только после этого, его словно дикого волка, загнанного стаей псов, окружили и, вымотав окончательно, хитрым ударом в спину лишили сознания. Но его не убили, по причинам понятным лишь хану Айеши — Шинь Си Ди сохранил ему жизнь, сделав рабом.

И вот уже почти десять месяцев Владимир Волков находился в плену у монгол. Снег уже успел сойти с сибирской земли и растаять, весело запели птицы, звери сменили зимние шубы, а свежая трава сумела взойти и вырасти, а затем усохнуть и пожелтеть вновь и лишь для того, чтобы дать новому покрову лечь на нее сверху белым пушистым одеялом. А некогда гордый и самонадеянный дворянин все так и находился в плену и обещания, данные им о мести, все так и не были исполнены.

Конечно, за эти десять месяцев он пытался бежать и не раз. Но ни одна из попыток не увенчалась успехом. Каждый раз его ловили, наказывали — вся спина уже превратилась в сплошное кровавое месиво от розг экзекуторов, и памятное еще по острогу наказание шпицрутенами уже не казалось таким уж невыносимым. А после на его шею надевали тяжелые деревянные колодки и заставляли ходить так целый месяц. Но Волков все равно не сдавался, надежда не покидала его ни на минуту, и раз за разом он был готов действовать вновь, хотя обстоятельства и поменялись. После последней неудавшейся попытки, после жуткого наказания, чуть было не лишившего его жизни, хан Шинь Си Ди пообещал, что если Владимир совершит еще хоть одну попытку, то он навсегда лишит его способа нормально и безболезненно передвигаться — просто вспоров ему ступни и вшив туда конский волос. Волков был наслышан о подобном изуверстве монгольских племен и знал, что тогда каждый его шаг будет отзываться в теле страшной болью. Поэтому он решил приостыть и теперь выжидал, обдумывая новый план.

А ведь задуматься и в самом деле было о чем. За время, проведенное среди Айеши, Владимир узнал многое об этом странном и загадочном племени. Но первое что следовало усвоить — они другие! именно что «другие», в полном смысле этого слова!.. Айеши не люди!.. хотя… если считать наполовину… Первое, что бросалось в глаза — это их странные зрачки: не людские, а змеиные. Сначала Волков не отдал этому должного внимания, решив, что это намеренно задуманная оптическая иллюзия, создаваемая монгольским взглядом в момент боя, из-за их лисьих шапок с пришитыми поверх стеклянными пуговицами, имитирующими глаза. А возможно Айеши просто пережрали грибов, что как выяснилось впоследствии — они делать любители. Но впрочем, не об этом и речь… У женщин и простых соплеменников, не воинов, а работяг, глаза были обычные, хотя и удивительно черные, как два уголька, истинные же воины племени Айеши гордо взирали на мир глазами змей! В этом крылся страшный и извращенный секрет, непонятно по какому закону природы, для Владимира, существующий…

Раз в год десять женщин, взяв с собой еду и одежду уходили в Черную пирамиду… через месяц возвращалась одна! На памяти пленного дворянина было именно так… Полуживая, замученная, истерзанная, напуганная до безразличия женщина вернулась с дитем под сердцем. За ней ухаживали, пока бедняга не родила, а после бросили на произвол судьбы, потеряв всякий интерес. Волков думал, она умрет. Но ничего, женщина оклемалась, сейчас в этот утренний час она, наверное, варит похлебку у себя в юрте, улыбка у нее все столь же замученная и дикая, зато к ней по ночам ходит один из воинов. Конечно, ребенка у нее забрали. Истинные, чистокровные Айеши, пусть и в одном поколении, воспитываются отдельно. Впоследствии они становятся кем-то вроде правящего класса, а самые сильные производятся в ханы. Живут эти полулюди-полузмеи тоже гораздо дольше обычного человека, как слышал Владимир со слов Джау Кана: хан Шинь Си Ди правит уже сто сорок лет. Сейчас именно он является самым сильным из воинов и посему вождем племени. Круглолицый монгол с усами, как у китайского болванчика, поведал это с какой-то печальной улыбкой. Волков понял что за этим что-то кроется, и потому не отстал от Джау Кана с расспросами, к тому же правая рука Шинь Си Ди был единственным, кто разговаривал с русским рабом, а посему мог пролить хоть какой-то свет на историю племени полулюдей-полузмей. Джау Кан долго отнекивался, не желая делиться с пленным секретами своего народа, но настойчивость Владимира и интерес монгола к русскому дали результаты. Когда урывками, когда небольшими рассказами или случайными диалогами, но Волкову все же удалось составить хоть какое-то представление об истории этого древнего народа, но и того что он узнал, было достаточно, чтобы поразиться до глубины души.