— Я сделал это не в благодарность тебе за свое спасение, как ты мог подумать! — возразил Тенгри и возвел палец к небу. — Я сделал это потому, что так захотели Духи! Иначе, я бы не решил потревожить Айеши и так надругаться над этим древним и достойным племенем!
— Так ты симпатизируешь им! — изумился Волков. — После всего, что они сделали и скольких убили?!
— У них своя Судьба! — коротко ответил Тенгри, ничуть ни смутившись.
— И они должны заплатить за нее!
— Они ни в чем не повинны, — покачал головой шаман. — Лишь в том, что слушают своих Богов!
— Да уж, видел я этих Богов! — прыснул Владимир.
— Богов не выбирают, — вновь покачал головой Тенгри, а затем усмехнулся. — Скоро ты сам это узнаешь, молодой волк. Такова твоя Судьба, такова воля твоих Богов!
— Ты говоришь так, как будто у тебя Боги другие?!
И вдруг Тенгри звучно расхохотался, словно старый ворон, правда, у этого ворона отчего-то не оказалось нескольких зубов, как подметил Владимир, а затем, приняв полную серьезность, будто бы это было само собой разумеющееся, татарин произнес:
— Я шаман, я внемлю Духам, поэтому у меня нет Богов, я служу лишь Небу, сотворившему все под ним и в его заоблачных высотах. И сейчас Духи хотят, чтобы ты исполнил свою Судьбу!
— А… понятно, — решив, что дальше не имеет смысла спорить, произнес Владимир. — Сколько у меня есть времени, чтобы убраться отсюда подобру-поздорову?
— Зелье, которое я добавил в излюбленную грибную похлебку этого народа, будет действовать ровно день, до следующей ночи все Айеши продрыхнут, будто впали в спячку, как медведи или сурки. Благо ночь нынче теплая, да и выпитое вино не даст им слечь от недуга. Но все равно тебе не стоит терять времени, когда они проснутся, то пустят по твоему следу погоню.
— Знаю, — коротко ответил Владимир и поспешил встать. Отодвинув шамана, бывший монгольский пленник зашагал к главной юрте.
— Стой, что ты задумал? — попытался остановить его старый татарин.
Но Волков уже отодвигал край прохода внутрь. Из натопленной юры пахнуло теплом и Владимир, улыбаясь, незваным гостем вошел в жилище хозяина.
Эта юрта была самой большой в лагере Айеши, поскольку принадлежала вождю племени. На полу лежал мягкий пушистый ковер. Бывший раб, не разуваясь, прошелся дальше, оглядывая стены. Они оказались увешены оружием, самым разнообразным: от традиционных монгольских сабель, копей, лука и стрел до казачьих шашек и даже нескольких современных солдатских ружей со штыками. «Трофеи, — понял молодой дворянин. — Частичка поверженных ханом воинов. Значит, где-то здесь должна быть и…» Волков повертел головой и возле странного изогнутого японского меча в гладких черных ножнах, украшенных изображением восьмихвостой лисицы, узрел что искал. «…Последняя память о Мартине!..» Клинок, переплавленный из меча тамплиера, мирно висел на стене. Наточенное до блеска, гладкое, прямое и слегка утолщенное, по сравнению с традиционной шпагой, лезвие переливалось в тусклом свете очага юрты. От крестовины, заменяющей традиционную раковину, кверху, будто в танце расплавленного металла, тянулись серебряные дуги, соединенные наверху возле навершия, украшенного огромным сапфиром. Тенгри скользнул следом, но вдруг остановился, а Владимир уже взял в руки заветную шпагу, и клинок, будто отозвался на его прикосновение, как тогда впервые, еще в пещере. Молодой дворянин ощутил тепло, исходившее от оружия, и даже голубой камень, казалось, вспыхнул.
«…Сапфировая шпага! — новое имя старого меча давно умершего тамплиера, переделанного и, словно сказочный Феникс, восставшего из горнила острожного кузнеца, само собой родилось в голове. — Последняя шпага Мартина де Вильи и последняя память о нем…»
— Послужи же мне верно и отомсти за смерть своего предыдущего хозяина, вдоволь напившись крови его убийцы! — произнес Владимир и повернулся к ложу хана Шинь Си Ди.
Вождь племени Айеши дремал мирным сном и не подозревал о нависшей над ним опасности.
— Стой! — закричал Тенгри и кинулся к Волкову. — Что ты задумал, глупый белый человек?