Калитка оказалась не заперта. Открытой оставили, чтоб не стучал. Вошел во двор, потянул ручку двери, ведущей в дом. Открылась. Сделал пару шагов по темному коридору и остановился. Из дальней комнаты слышались голоса Артамира и старушки. Понял, что о нем говорят. Интересно стало.
– Бес в нем сидит, точно бес! – произнес старушечий голос, следом раздался ее тягостный вздох. И вновь она заговорила: – Я с порога увидала, что бес в нем. Не пустит он его в место светлое, запутает, сгубит. Обожди, пока нога окрепнет, да сам иди с дитем. Негоже их двоих на погибель отпускать.
– Ничего, баба Лида. Ничего. – Голос Артамира звучал твердо и в то же время ласково. – Великий Род у него за спиной. Любовь отцовская на многое способна – не то что с бесом совладать, даже землю перевернуть может. Пусть идет. Сама говоришь, плоха малышка, долго не проживет. Умрет вдруг, я как отцу ее в глаза посмотрю? Нет, пусть идет. Бог его выведет.
Под ногами Гарика скрипнули половицы. Таиться в коридоре дальше было неприлично: вдруг услышали? Вошел в комнату.
– А, вернулся! – Артамир встретил его улыбкой. – По лицу твоему вижу: успокоился. А то был совсем перекошенный, кривой.
Старушка поднялась со стула и пошла к выходу, приговаривая:
– Идем в кухню, я тебе ужин сготовила.
– Нет, спасибо, не голоден я, – отказался Гарик.
– Иди, – скомандовал Артамир.
Гарик пожал плечом и последовал за хозяйкой. В тускло освещенной кухне на столе стояла миска с дымящейся гречневой кашей, а на тарелке рядом лежало две свежие очищенные морковки. Не чувствуя вкуса, он проглотил все, думая лишь о Зое, но спрашивать боялся. И пойти посмотреть на нее боялся. Если бы случилось плохое, бабка Артамира уже сообщила бы. Значит, еще жива его малышка.
Ночью Гарику снова снился столб. На этот раз целый хор голосов выл и визжал невыносимое «Мам-м– мон-н!», будто в дупле спряталось несметное количество разных животных и птиц, которых кто-то научил этим звукам. В жуткой какофонии слышалось и сорочье стрекотанье, и кошачье мяуканье, и волчье рычание, и даже жалобный детский плач. Потом вдруг все голоса стихли, остался лишь плач, и когда Гарик понял, что уже не спит, плач не исчез. Узнал голос Зои, вскочил, помчался сломя голову, не разбирая дороги. Спросонья забыл, где находится, чуть весь дом не разнес, не вписавшись в узкий низкий дверной проем. Врезался в него с размаху – так, что вся изба задрожала.
Баба Лида сидела у кровати Зои, держа в руках миску с чем-то белым. Зоя плакала тихим слабым голосом и звала маму.
– Манной кашки сварила, а она не ест, – пробормотала старушка грустно.
Гарик взял дочь на руки. Она тоскливо взглянула ему в глаза, и сердце его рухнуло куда-то вниз. Личико ее было совсем худым, просто обтянутый кожей череп. Мелькнула мысль: а не совершил ли он очередную ошибку, забрав Зою из больницы, где ей хоть как-то помогали жить? Показалось, что она умрет прямо сейчас, у него на руках. Зоя перестала плакать и закрыла глаза. Прислушался: дышит. Уснула. Он положил ее обратно на кровать и пошел к Артамиру. Тот не спал, ждал его. Его загипсованная нога была опущена, а сам он сидел, опираясь на подушки. От стоящей на тумбочке огромной кружки валил пар, наполнявший комнату горьким травяным запахом.
– Что, готов? – Судя по голосу, Артамир нервничал.
– А что делать надо? – ответил Гарик вопросом на вопрос.
– Выпей отвар сначала.
Гарик взял горячую кружку, отхлебнул и едва сдержался, чтобы не выплюнуть омерзительную жидкость. От резкой горечи зашлись в спазмах все вкусовые рецепторы.
– Что это за гадость? – выдавил он, зажимая рот рукой.
– Это поможет тебе очиститься. Травяной отвар. Баба Лида приготовила. Секретный рецепт.