Карты четырех царств.

22
18
20
22
24
26
28
30

— С весны меня морочат, — понуро согласился Эмин. — Я бы ещё поискал, но не хочу. Хорошая женщина, и здесь ей нет жизни. И тело подходящее.

— Ага, — глубокомысленно кивнул вервр.

— Для атласа, — смутился Эмин. — Мы с Номой уже год составляем книгу по лечению. Я записал всё, что ранее читал об этом на юге. Она тоже рассказала, что знает. По осени я рисовал травы, с корнями. Писал рецепты сборов. Зимой рисовал атлас мужского тела. Бара согласился помочь. А с женским телом — беда…

— Труп не надо уговаривать, — вервр слизнул подсохшую кровь с разбитого и уже зажившего кулака. — Хочешь, принесу годный? Для настоящего атласа надо сдирать кожу и срезать мышцы, послойно.

— Пока рано, но вот по осени… — невольно подыграл честный Эмин.

Пожилая торговка взвыла пуще прежнего, пала на четвереньки и, дробно стуча мосластыми коленями, поползла вокруг стола — вымаливать жизнь.

Вервр снова повернулся к стене, примерился — и врезал в ту же точку. Камень покрупнее головы вырвался со своего места в кладке, со свистом пролетел через соседнюю комнату, вломился в наружную стену — и разлетелся на три осколка!

— Значит, нет годной тебе бабы, — вервр намекнул на исходную тему торга.

— Да есть! — заверещала торговка. — Сей миг будет тут!

— Нет, нам дороговато, — на губах вервра мелькнула усмешка.

— Даром!

— Людишки, — поморщился вервр. Обернулся к Эмину. — И зачем пошёл один? Я чуть не упустил веселье. Сунь ей монету в зубы, не забудь. Хоть одну, но при свидетелях. Иначе мне придётся вернуться и разобрать дом. Я только за, но вряд ли Бара, Ана и прочие одобрят моё рвение.

— Да что вы, — смущённо отмахнулся Эмин, наблюдая, как торговка ползёт из комнаты и воет, требуя у подручных всё устроить так, чтобы гости ушли немедленно, получив своё. — Вас все любят, и тут уже не важно…

— То-то и оно, — с вервра слетела весёлость.

Он скользнул через подоконник наружу и вмиг оказался на крыше. Довольно долго сидел, вдыхая ночь и успокаивая мысли.

— Пора в путь, — шепнул он, наконец.

Встал и побрёл через крышу, спрыгнул на улицу, снова полез по стене, впиваясь в нее пальцами и раскрашивая камень, штукатурку, обожжённые кирпичи, древесину… раскрашивая и не замечая, как просыпаются от звука горожане, как позади зреет переполох. Когда криков стало много, вервр очнулся и прекратил творить глупости. Беззвучной тенью прокрался остаток пути и свернулся на полу беседки.

— Не запахи надо было менять, а себя, — буркнул он, зевнул и забылся сном.

Пущенный в ход дар взрослого вервра — знал он безошибочно — уже к утру полностью перестроит организм, исключит влияние примитивных инстинктов, гормональных вбросов и прочего подобного. Конечно, на какое-то время проявится раздражительность, да и сил поубавится, и способность замещать зрение иными каналами восприятия станет слабее… но дело того стоит. Прививка от никчёмной приязни. Влюблённость — почти простуда, и симптомы схожие. И иссякнут они так же стремительно.

— Пап!