Карты четырех царств.

22
18
20
22
24
26
28
30

Ана поддела потную, вялую руку, чуть поправила захват — и барона перекосило окончательно. Постанывая сквозь зубы и из последних сил пробуя сберечь остатки приличий — не орать и не лить слезы боли на виду у всех — барон засеменил туда, куда его направили, то есть в бальный зал.

Едва живая, но по-прежнему спокойная ноба Миана Юйя хэш Омади уже ждала на возвышении, рядом с градоправителем. Она успела изложить свое дело и была убедительна, — с первого взгляда поняла Ана и ослабила захват, чуть толкнув жирную тушу Нономы в объятия городской стражи.

— Девица… гм… Ана, вы неподобающе одеты. Прежде чем мы приступим к рассмотрению обстоятельств, которые омрачили осенний бал, накиньте хотя бы плащ, — поморщившись, приказал градоправитель. — Иначе вас придется удалить из зала вопреки ручательству самой нобы Омади.

— Я охотно удалюсь, — звонко пообещала Ана. — Ну вы и… людишки! Можно предлагать сожительство девице неполных пятнадцати и морить голодом наследницу семьи Омади, держа её в заточении. Можно не замечать перечисленного, имея сведения и заслоняясь от них личной выгодой. Можно почти все. Кроме этого платья и этих бус. — Ана отвернулась от градоправителя и зашагала к дверям. Крикнула, не оборачиваясь — Эй, щепка голубых кровей, что у тебя в длинном перечне имен — настоящее имя? Миана, да?

— Миана, — тихо отозвалась баронесса.

— Ты молодец, держалась до последнего, прямо как крапивная Нома… А я уважаю её, и папа уважает. Если тебя обманут опять, позови. Имя знаешь. Я немедленно явлюсь, у нас с тобой ведь… настоящая сказочка, да? Но ты должна понимать, я не игрушка. Звать без смертельно опасного случая нельзя. Твоего пьяного дядьку скоро привезут. Не надейся, что он запросто излечится. Но ты ведь справишься, да? И еще. В сказочке речь шла о бале, платье… и о любви. Постарайся, подбери в мужья человека, а не кролика. Не то я расстроюсь. Прощай.

За спиной охнули, лёгкие шаги зацокали быстрее, быстрее… задыхающаяся от бега юная баронесса вцепилась в один из шаров-черепов, когда Ана уже покидала зал. Миана повисла на ожерелье, истратив все силы на бег.

— Как же так! Ты просто уйдешь? Ты… я задолжала, я хочу понять, я…

— Сперва покручу колесо на канате и побросаю факелы, нагребу шапку звонких медяков и ворох улыбок, — Ана коротко обняла Миану и усадила в ближнее кресло, пинком удалив оттуда нерасторопного ноба. — А после пропаду. Так правильно. Потому что иначе, — Ана обвела взглядом зал, по кончикам её волос пробежали искорки багрянца, и у заметивших это нобов вмиг отнялись языки, — иначе я заведу свиту и начну охоту по всем нашим семейным правилам. Разок взглянув на вас вблизи… я наконец-то понимаю папу! У-у, кролики. Повылазили из норок, жира поднакопили. Вас теперь гонять и жрать сырьем— самое то.

Ана зло хохотнула и пошла прочь, не оглядываясь. Затем побежала, перемахнула ограду и наддала, вслушиваясь в гул Первой площади, растущий с каждым шагом. Ана вылетела из-за угла ограды особняка — и сразу попала в свет многих фонарей, в тугую тесноту толпы.

«Бесов дядюшка» не просто раздобыл большой барабан! Он пустил слух, и сделал это с умом. Люди собрались и сами принесли фонари и свечи, как им было велено. Люди расселись на крышах и понаставили лестниц с опорой на балконы, чтобы видеть всё и сидеть удобно. Люди ждали того, что им пообещали вроде бы шуткой: волшебства…

Возле обтрёпанного барабана мялся знакомый «разбойник» с дудкой и связкой колокольчиков. Не менее знакомый пожилой страж — тот, из трактира — держал ящик с ножами для метания. Седой волкодав сонно грыз кость, никого не замечая. Ана проглотила ком и вдруг поняла: все эти люди и даже их пес знали беса Рэкста, до смерти его боялись… и так же отчаянно скучали.

— Почтеннейшая публика! — завизжала Ана, вспомнив пустынную Казру, охочую до зрелищ, — только сегодня, как же вам повезло!..

«Разбойник» дунул в дудку и позвенел колокольчиками. Страж запалил пропитанные маслом дрова, и сразу вспыхнул высокий костер. Толпа загудела, бросила первую подачку — разрозненные, редкие хлопки. Ана запрокинула голову, изучая роскошную, лучшую в своем роде площадь для выступлений, с многими натянутыми тросами, с переливчатым стеклянным куполом, кое-где сплошным, а кое-где имевшим окна в темное вечернее небо. Ана подпрыгнула и вцепилась в нижний канат, отметила его приятность на ощупь и внутреннюю теплоту… Но удивляться и думать уже не могла. Толпа — то еще чудище! Если ей не дать вдоволь фальшивого площадного волшебства, сожрет по-настоящему!

Когда праздник угас, Ана тихо ускользнула с Первой площади, одна. Побрела прочь, трогала набитый кошель и улыбалась. Только денежки, подобранные с мостовой после выступлений, грели руку и взблескивали живыми улыбками. Сейчас у Аны был при себе богатый запас площадного смеха.

— При твоей гибкости странно, что обошлось без показа женщины-змеи, — негромко удивились из-за спины. — Но вечер получился занятным. Меня зовут Лоэн. Можно пройтись рядышком и поболтать?

Ана приняла флягу с кислым квасом у случайного — или скорее неслучайного? — попутчика. Благодарно кивнула, когда Лоэн укрыл плечи платком, теплым и мягким. Двигался новый знакомый беззвучно. В нем чудилась особинка, пока невнятная и потому интересная.

— Одной сложно держать такую толпу. Им бы надо что-то для страхов, охов-ахов, — Ана скорчила рожицу. — Ядовитые змеи, ужасный лев с бантиком на гриве или хоть танцующий медведь. Ух ты! Ворота до сих пор не закрыли. Здорово, я устала, лезть через стену не хотелось.

Лоэн бросил страже медную монетку и снова заскользил рядом, сосредоточенно рассматривая палый лист на дороге, пиная мелкие камешки… Молчалось с новым попутчиком вроде и неплохо, но как-то фальшиво.

— Там было нечто вполне ужасное, но без твоего согласия оно не решилось показаться, — доверительно сообщил Лоэн. Оглянулся на город, уже довольно далекий, стены занавешены туманом и видны смутно. — Хочешь, познакомлю?