Но еще долго Бондареву вспоминалось, как светились они, провожая его зловещим взглядом.
15
Бондарев полулежал в глубокой деревянной бочке, наполненной горячей водой, и отстраненно наслаждался массажем плеч и затылка, который выполняли проворные руки Кйоко.
По сути, это была не ванная комната, а
Казалось бы, чего еще желать? Но Бондарев желал. И вовсе не плотских утех.
Ему хотелось ясности в порученном ему деле, а оно становилось все более туманным и запутанным.
Мизуки так и не материализовалась в офисе, и Бондарев начал подумывать, что здесь что-то не так. Правда, она созвонилась с ним, отделавшись парой дежурных фраз, но ему этого было мало. Бондарев жаждал ее видеть. Честно говоря, его тянуло к этой красавице как магнитом. Ее упорное нежелание встретиться с ним было удручающим.
Не настраивало на игривый лад и трагическое происшествие в отеле. Горничная вошла в номер, чтобы застелить постель, и взорвалась на мине, приготовленной для Бондарева. Вначале полицейские решили, что фрагменты тела принадлежат постояльцу, но вскоре сообразили, что имеют дело с особой женского пола. Гибель невинной горничной тяготила, как камень, лежащий на сердце. Не хотелось даже считать всех тех несчастных, которые попали под раздачу. Если бы Бондарев верил в загробную жизнь, он бы свихнулся, придумывая, как станет оправдываться перед людьми, принявшими смерть из-за него. Не по его вине, но все равно
Плюс к этому расследование, буксовавшее на месте. Возможно, это угнетало сильнее всего.
Бондареву не удалось выяснить о фабрике ничего, кроме того, что на ней производят замечательных игрушечных дедов-морозов со встроенными программами. Ни Кйоко, ни Харакумо не сумели назвать отпускную стоимость роботов, а незнание японского языка не позволяло Бондареву обратиться за разъяснениями к персоналу. Более того, управляющий не знал или не хотел озвучивать себестоимость единицы продукции. Все, что удалось выяснить, это дату отправки первой партии в Россию.
Мелодичный голосок Кйоко вывел Бондарева из задумчивости:
— Тебе хорошо?
— Нормально, — буркнул он. — Ты умеешь медитировать?
— Конечно! На священные звуки, иероглифы, цвета, пламя…
— На тишину.
— Как это? — удивилась Кйоко.
— Молчишь и размышляешь.
— О чем?
— Не имеет значения. Главное, что молчишь. Хотя бы десять минут.
— Так долго?