Андрей, скептически изогнув бровь, пробормотал что-то так тихо, что я едва разобрал слова:
— Это можно устроить. Но тебе в таком месте делать нечего.
— В каком?
Его взгляд стал настолько тяжелым, что даже я не смог выдержать его дольше нескольких секунд.
— У Штыря есть хата за городом. Он там своих корешей частенько собирает. Но ты вряд ли туда попадешь… не говоря уже о том, что сможешь о чем-то его расспросить.
Я удивленно прищурил глаза.
— А ты откуда об этом знаешь?
Он молча уставился в окно. От внезапной догадки у меня неприятно похолодела спина.
— Андрюха, ты… ты нарик, что ли?
Спичка как-то неопределенно закачал головой и, поднявшись с дивана, распахнул форточку. В дождливую ночную тьму поплыли белые клубы дыма.
— Короче, я могу тебе показать, где это. Но не советую туда соваться.
Мне стало действительно страшно. Андрей Митяев, с которым мы сидели за соседними партами, устраивали дикие вечеринки на городской дискотеке, который единственным из моего окружения поддержал мою идиотскую идею проколоть бровь, который… С ним было связано так много моих детских воспоминаний и вот вдруг, в одно мгновение, он стал олицетворением всего, что пугало меня в одной только перспективе возвращения в родной город. Наверное, первое время он боролся, пытался найти хоть какой-то путь в жизни. Но потом просто похоронил себя заживо, за несколько лет превратившись в двадцатичетырехлетнего старика. Я подумал, что мои проблемы, по сравнению с его убогим существованием, действительно детсадовские. Но при этом жалеть его все равно никак не получалось. Все, что он сотворил сам с собой, — сотворил по собственной воле. И даже город здесь ни при чем.
— Давай.
Спичка присел назад, забрав с тумбочки карандаш, и неуверенно щурясь, чтобы линии получались более-менее разборчивыми, начал чертить что-то на салфетке. Потом минуты две он путано объяснял, как добраться в нужный район и что там говорить. Я рассеяно кивал, все разглядывая его, будто не видел тысячу лет, и потом, откашлявшись, произнес:
— И много из наших такими… стали?..
Он бросил на меня злой косой взгляд.
— Так, Сафонов… Заткнись. Не надо никого жалеть, со мной все в порядке. Я не нарик. Пару раз там было, со скуки… Просто не у всех столько мозгов, сколько у тебя. Не все могут учиться. И уехать куда-то. Поэтому я и удивился, что ты здесь. Видишь… жизнь такая, Кирюха.
Я покачал головой.
— Не жизнь. Только ты. Даже сейчас можно все изменить.
Он махнул рукой, опять откручивая бутылку.