Андрей рассказал мне, как и куда добираться, довольно подробно, но, если учесть, что искомая «хата» находилась в одном из самых заброшенных и отдаленных шахтных поселков, то на дорогу уйдет не менее получаса. Погода опять «радовала»: колючая «манна небесная», бросаемая ветром на большой скорости прямо в лицо, больно секла щеки и заставляла постоянно жмуриться. Я выбрался из дома около шести вечера, под покровом почти непроницаемой колкой тьмы, постоянно глубоко вдыхая морозный воздух, чтобы совсем не раскиснуть. Все отлично, все отлично. Кажется, при сотом повторении эта мантра наконец заработала, я даже бодро ухмыльнулся. Маршрутка с хлопающей дверью довезла меня до нужной остановки гораздо быстрее, чем я предполагал — итак, около пятнадцати минут седьмого я уже крутился в начале кривой заброшенной улицы, настороженно поглядывая на нужный мне объект.
Дом был ужасен. Нет, даже не так. Дом был ужасно отвратителен. Около ларька на углу раскачивался на ветру тусклый фонарь, его слабый отсвет падал на давно небеленые стены с обрушившимися углами, скошенную крышу, предназначенную теперь, похоже, совсем не для защиты от дождя, забитые досками окна. На первый взгляд, здесь давным-давно никто не жил. Но, притаившись за черным пучком веток одичавшей бузины, я увидел, как сквозь щели просвечивает безжизненный свет лампы-«экономки». Я сидел, не двигаясь, наблюдая, как к «хате» с другой стороны улицы направляется нескладный, лысоватый мужик с одутловатыми щеками и сгорбленной спиной. Его левая нога немного шаркала по земле, будто когда-то неправильно срослись поломанные кости или же она с рождения была длиннее правой. Он проковылял мимо меня, не заметив, и я почему-то вспомнил старый мультик про казаков, которые наблюдали, как на пирушку собираются черти. Спустя несколько минут из-за поворота появились еще двое. На этот раз мне удалось подсмотреть кое-что интересное. Один из них подошел к главной двери, которая со скрипом и невероятным усилием поддалась его натиску, второй же, удостоверившись, что товарищ благополучно попал в дом, поднял жестяную крышку подвала, забросанную старыми тряпками и прочим хламом, и, осмотревшись по сторонам, нырнул внутрь. Интересно, если этот подвал такой же, как в доме моей матери (что можно предположить, поскольку оба здания строились в одно время и были удивительно похожи по строению), то из него должен быть выход в жилое помещение наверху. Через пару минут парень вылез обратно и спешно удалился, унося с собой какой-то пакет.
Еще немного просидев в укрытии, пока ноги в осенних ботинках окончательно не отмерзли, я заметил, что к дому со стороны соседского двора вырулили двое — присмотревшись, я узнал в одном из прибывших самого Штыря. Оба парня, оглянувшись по сторонам, спешно нырнули за скрипучую дверь «хаты».
Я почесал затылок. Н-да… Теперь их внутри не менее четырех, так что реализация любого моего плана по встрече с главным ростовщиком города один на один упиралась в практически непреодолимое препятствие. Впрочем, сам Штырь, если его все же как-то изолировать от дружков, вряд ли сможет навредить мне — я даже внешне выглядел намного сильнее, чем он в самой своей боевой форме. Я вздохнул. Похоже, для начала мне нужно точно определить, кто и где находится, а для этого… ох… видимо, придется вспомнить свое лихое детство! Стараясь не замечать дрожи в руках и прочих конечностях, я, пригнувшись, метнулся к забитому досками окну.
Сафонов, что ты делаешь… что ты делаешь, дурак ненормальный… Зачем тебе это все?..
Позади во дворе что-то скрипнуло, я почувствовал, как сердце бешено заколотилось прямо в горле. Минуту спустя, когда вновь воцарилась глухая тишина, прерываемая лишь редким лаем собак из ближайших домов, я вытянул шею и заглянул в узкую щель между досками.
Комната была почти пуста, в углу, около шкафа, стояли двое, спинами ко мне, что-то сосредоточено рассматривая. Я прильнул к окну еще ближе, и в этот момент почувствовал нечто странное. Прямо над моим плечом раздавалось чужое посвистывающее дыхание. Я резко обернулся, едва не стукнувшись лбом о заросший редкой щетиной подбородок. А в следующее мгновение, после секундной вспышки боли, картинка зимнего вечера вдруг сменилась абсолютной непроницаемой темнотой.
Открыть глаза. Иногда самое обычное, почти бессознательное действие, совершаемое в течение дня по миллиону раз, может казаться непреодолимым препятствием. Я не сразу понял, где нахожусь и как сюда попал. В практически полной темноте я чувствовал острый запах сырости и старой резины. Невероятным усилием я заставил себя привстать на локте и оглянуться.
Похлопав себя по карманам, я вдруг с удивлением обнаружил свою старую зажигалку, практически без газа, о которой уже успел позабыть, бросив курить. Хм, а в жизни-то все-таки происходят чудеса. Каждое движение вызывало новую болевую волну, расходившуюся от затылка ко лбу и шее. Один щелчок — и вот он, спасительный свет! Комнатка подвала душила меня затхлым влажным воздухом и нестерпимым зловонием чего-то гниющего. Да уж. Попал я в сказку. Скорее всего, я нахожусь как раз в том самом подвале, куда за пятнадцать минут до этого лазили двое незнакомцев. Жутко хотелось пить, но при этом с каждым движением я чувствовал, как возвращаюсь к жизни. Оглядевшись, заметил нечто странное в углу. С детства обладая не слишком острым зрением, сразу и не определил, на что похожа эта занятная ровная кучка пакетов, накрытая старым брезентом. Отодвинув самый край накидки, я приблизил огонек, чтобы рассмотреть повнимательнее.
Сквозь полиэтилен просвечивало какое-то сено. Я моргнул. Что это такое? И зачем оно лежит в подвале Штыря в таком количестве? Он что, сделал стратегический запас соломы на зиму для своих кроликов?..
Понимание, что это на самом деле такое, пришло настолько неожиданно, что я, отшатнувшись, едва не упал.
Я никогда не видел такого количества конопли. Тут был урожай грандиозной плантации. Это тебе не спичечный коробок, который совали друг другу в карман незадачливые ПТУшники на дискотеке, не самокрутка и не маленький пакетик. Это была настоящая огромная партия «товара», какими их показывают в фильмах и в криминальных новостях. Но как она могла оказаться здесь, в нашем небольшом городке, где практически все были на виду друг у друга? Я удивленно вздохнул. А ведь именно так — на виду — часто и происходят самые невероятные вещи. И если учесть, что всего в двадцати километрах от нас находится государственная граница, то лучшего перевалочного пункта просто не найти!
Наверху звякнуло железо. У меня мгновенно пересохло во рту. Я метнулся в сторону от пакетов, будто ничего не видел, и лег на место, сразу под люком, куда меня сбросили после удара. В пролившейся откуда-то сверху полоске желтоватого света обозначились две тени. Мужик с шаркающей ногой, который и вырубил меня во дворе, появился в поле зрения первым — его сиплый хрип при вдохе звучал здесь, в этой комнатушке, особенно угрожающе; за ним, слегка пошатываясь, в подвал ввалился сам Штырь. Он несколько раз навязчивым движением убрал за уши длинные пряди волос и почесал за ухом, неуверенно махнув рукой на закрытый брезентом угол.
— Ну, вон оно. Вчера подвезли.
Толстый проковылял через комнату, направив пучок света фонарика к полиэтиленовым мешкам.
— Закрой пасть. Я крякушника вбросил сюда.
Насколько я мог видеть, Штырь поморщился и пожал плечами.
— И куда его теперь?
— Хрен его знает. Не понятно, что за птица. Наши приедут — определим. Пусть пока валяется, вроде вырубил его качественно, сам отсюда не вылезет.
Он ткнул мою ногу носком сапога, и я почувствовал, как, несмотря на холод и сырость, на лбу выступил холодный пот. Мужик тем временем приподнял край брезента, удостоверившись, что Штырь не врал, и накинул полотнище назад, как-то странно пожевав губами, будто пробуя на вкус воздух.