Дежурный звякнул ключами и Вовка, проводив его мрачным взглядом, уселся напротив меня и скрестил руки на груди.
— Вов, я сейчас все объясню…
— Заткнись, Сафонов, не искушай меня. Мне слишком сильно хочется разбить тебе нос за такую подставу.
Он встал и, шаркая, прошелся передо мной от стены до стены.
— Как ты вообще мог там оказаться?! Что… что может делать школьный психолог в подвале у наркомана?!
— Я…
— От рыбы чешуя! Ребятки из наркоотдела их полгода пасли, и надо же — как только пришла очередная партия — нарисовался мой бесценный друг! Как ты вообще мог додуматься туда лезть?! Ведь никому же ничего не докажешь теперь!
— Я оказался там из-за Литвиненко. Хотел знать правду. Я уверен, что его убили! — Выпалил я, с мрачной обреченностью чувствуя, как лицо заливает румянец, а мочки ушей буквально горят невыносимым огнем. И главное, в устах Вовки вся эта ситуация действительно звучала очень глупо — даже оправдываться не хотелось. Я действительно влип по собственной дурости.
— Да что ты! — Он покачал головой, зло усмехнувшись. — С чего такая уверенность?!
— Есть несколько вещей, которые об этом свидетельствуют.
— Черт… — скривившись, выдохнул Вовка, видимо, наконец услышав меня. — Вот ведь бред…
— Меня могут посадить?
Сидоренко воздел руки к небу.
— И почему же этот вопрос не пришел к тебе в голову вчера утром?!
В камере воцарилась тишина, я только прислушивался к тому, как на шее что-то бешено пульсирует. Вовка положил ладонь на затылок, рассеяно рассматривая пол, и только спустя несколько минут произнес:
— Я постараюсь сделать, что смогу. Но ничего не обещаю. Какой же ты придурок, Кирилл… Ты же мог прийти ко мне со своими выводами, прежде чем лезть поперед батьки в пекло…
— Я мог прийти. Но ты мог помешать мне…
— … выкинуть такую идиотскую штуку. И главное — зачем?! Какого черта ты все роешь и роешь?!
Я стиснул зубы в безмолвной досаде. Как же ему объяснить… ну как?!
— У меня нет выхода. Что бы я ни делал, как бы ни отвлекался, я помню о нем, понимаешь? Как заноза… Пока не узнаю — не отпустит…