Я скомкал почти целую пачку сигарет и выбросил ее в полуразвалившуюся заплеванную урну, заполненную шелухой от семечек и окурками.
… Уже около самого порога школы я вдруг остановился, как вкопанный, потому что у дверей меня поджидала необычная разношерстная компания. Впереди всех стоял Кравченко, скрестив руки на груди, вокруг него собралось человек пять-семь других старшеклассников, немного поодаль — Лиля Рыбакова и ее неразлучная подружка Щепина, около самого входа выглядывал из-за спин одноклассников Жженов.
— Не понял… Это что за митинг?
— Жесть, Кирилл Петрович… Что за бред там папаша Гуця нес сегодня?
Я инстинктивно отступил на пару шагов назад, едва не сбитый с ног вихрем их встревоженных вопросов.
— Так, Никита, ничего комментировать не буду. Что бы он ни сказал, пусть будет на его совести…
Лиля вышла из-за массивной фигуры Кравченко и, смешно тараща глаза, возмущенно затараторила:
— Да что там комментировать! Он сказал, что вас уволят! Что вы Гуця избили! Но кто в это поверит?! Это же ерунда! Это же… это же… вы же такой!... вы же вежливый!..
Я почувствовал, что еще пару таких корявых эпитетов — и я все-таки смущенно покраснею.
— Спасибо, конечно, ребята. Но тут уже не нам решать. Одно могу сказать точно — я таких, как Гуць, не бью.
— Так я тоже… — ухмыльнулся Никита. — Много чести… Но это… слушайте… мы ж с пацанами видели вчера, что он от вас свалил живой и здоровый. И потом я его в магазе видел. Часа два спустя… тоже все нормально было.
Я прошел через взволнованную толпу, пытаясь избавиться от улыбки, вдруг затерроризировавшей меня в ту минуту. Они могут сколько угодно притворяться бесчувственными, злыми, безразличными, но в глубине души каждый любит справедливость. И каждый готов за нее бороться.
— Я ничего не могу доказать — алиби у меня никакого нет. И где он получил свою «бандитскую пулю», тоже не знаю. Извините, иду работать… пока.
Наверное, мне нельзя было оставлять их на школьном пороге совсем растерянными. Но утешать кого-то было выше моих сил.
Час. Два часа. Два с половиной часа… Я упорядочил по папкам все психологические «досье», чтобы их можно было сдать без лишней суеты. Еще раз пересмотрел «дело» Литвиненко, старательно избегая его жизнерадостного взгляда. Неужели все вот так и закончится? Папаша Гуця несколько раз проносился по коридору мимо моей двери, громогласно причитая. Странно, я ни разу не видел его на школьных собраниях — за задней партой, на месте Димы, обычно сидела тоненькая бледная женщина с синеватыми тенями под глазами — его мать. Интересно, как ему не стыдно было врать ей? У нее ведь такие огромные темные глаза, просто невероятно проницательные… Или он не повторял ей эту байку о жестоком избиении?
Еще час. В холле опять слышались какие-то громкие возгласы, будто кто-то ругался… Немного погодя я выскользнул в коридор, прислушавшись к ним.
— Ну че ты гонишь, Гуць?! Кто тебя, на фиг, бил?!
— Это реально брехня, Алла Ивановна…
— А ну не смей орать на него!
— Та пусть не брешет! Типа мы не знаем, что Кирилл Петрович — нормальный мужик!