Я перегнулся через перила и от удивления чуть не потерял равновесие. В холле первого этажа, у кабинета директора, собралась едва не вся школа. Я почувствовал, как от волнения вдруг закололо где-то в районе печени. Голоса этой встревоженной толпы, отбиваясь от бетонных стен и широких старых окон, рассеивались, превращаясь в неразборчивый бессвязный гул пчелиного улья.
Я не знал, что такое возможно в школе. Не знал, что дети, сегодняшние дети, еще способны на подобное. Но, черт возьми, в ту секунду почувствовал гордость. Видимо, эти три месяца я вел себя с ними правильно. И прошел испытание на прочность.
Алла Ивановна вдруг подняла голову вверх, заметив меня на верхней площадке лестницы. Гул на секунду стих, я почувствовал себя диснеевской принцессой на балу — все взгляды, удивленные и возмущенные, были прикованы ко мне, все ожидали моего сошествия.
— Это… ребята… а что здесь такое? — Я нервно почесал затылок, подозревая, что мой вопрос прозвучал очень глупо.
— Да вот, Гуць хотел сделать заявление… — Вера Михайловна нахмурилась. — Или что он там хотел…
Наконец я заметил и самого «виновника торжества». Дима стоял почти под самой стенкой, все так же не поднимая глаз, а его отец грозно взирал на обвинителей с готовностью свернуть шею любому, кто к нему приблизится. Я подумал, что хуже мне уже все равно не будет, и рискнул.
— Поговорить надо, Дима. Отойдем в сторону.
Я положил руку на его плечо и даже не стал подталкивать — он покорно двинулся сам, успокоив быстрым взглядом своего буйного родителя. Толпа, как один человек, одновременно затаила дыхание и проводила нас непонимающим взглядом. Мы остановились всего в нескольких метрах от них, под лестницей.
— Меня одно интересует: почему ты сказал Вике именно это? Зачем?
Он шмыгнул носом.
— Та просто сказал… Она ж, дура, прицепилась ко мне с тем Феськой… У меня ее малой в друзьях есть в сети. Недавно взял и в статусе такое написал… — он пожал плечами. — Хрен его знает, поссорились, наверное.
Я покачал головой. Да уж… младшие братья иногда — хуже атомного оружия.
— Я ж не думал, что у нее чуть не припадок начнется… Она больная какая-то, да?
Гуць впервые осмелился заглянуть мне в глаза. Я свел брови к переносице, тяжело вздохнув.
— Она не больная. Просто ты сказал это совершенно не вовремя… Кстати, где это тебя так?..
Он недоверчиво покосился на испуганного и злого отца.
— Неважно. Я им расскажу… вы это… не обижайтесь только… меня батя за драку бы убил просто…
Я пожал плечами, развернулся и пошел прочь по коридору. За моей спиной опять начались возгласы, вопросы и гудение. Но я уже был уверен, что инцидент, как обычно говорят в милиции, полностью исчерпан.
… К концу сегодняшнего рабочего дня все тело ломило так, будто я и вправду с кем-то хорошенько подрался. Учитывая, что в нашем городе выпить где-то в баре, не будучи замеченным никем из знакомых или учеников нашей школы, невозможно, я решил все же сегодня позволить себе расслабиться. Задумавшись, просидел в углу за стойкой несколько часов, пока на улице совсем не стемнело, и только тогда наконец поплелся домой, так и не почувствовав желанного облегчения.
Мой подъезд редко привлекает кого-то из молодежи. Во-первых, сказывается его близость к школе, во-вторых, всегда аккуратно заперты двери, а в-третьих, на втором этаже обитает старик — такой ревностный блюститель порядка, что компании подростков, собиравшихся под окнами, не раз получали сверху холодный душ. Однако сегодня, подходя к подъезду, я заметил одинокую фигуру, облокотившуюся на железную дверь.